Вячеслав Грозный - Собранный

ему вслед, а потом ушел к себе в кабинет и засел над своим дневником.

Он хорошо знал Роттенхауса и мог предугадать, что в ближайший месяц в научном обществе Великобритании будут греметь дискуссии. Так оно произошло, во всех исторических и религиозных кругах Англии, куда мог добраться Рэдмонд, стали обсуждать его новые заявления. Но к сожалению, как для Ханта, так и для Роттенхауса, центральным вопросом этих дискуссий были не детали жизни и воскрешения испанца Рамоса, хотя эта тема тоже поднималась, но косвенно. Основной вопрос звучал так: По какой именно причине бедняга Рэдмонд Роттенхаус сошел с ума.

Причин, почему все коллеги и знакомые профессора усомнились в здравости рассудка было немало:

Он и раньше был заносчивый и эксцентричный, что нравилось не всем, особенно его антагонисту в научной деятельности – профессору Аарону Грину, с которым у Роттенхауса за последние десять лет было больше судов на тему воровства работ и клевете, чем изданий научных трудов у обоих суммарно. Среди возможных причин сумасшествия называли: непринятие идей обществом, развитие мании величия, смерть старого друга Харланда, заражение неизвестной болезнью в Испании, алкоголизм.

Последняя из перечисленных причин возникла на пустом месте благодаря злым языкам недоброжелателей, ведь Рэдмонд вообще не пил. Этот факт, возможно, сыграл решающую роль, ведь учёный теперь отказывался не только от алкоголя, но и от любых медикаментов, что давали расслабиться его разуму. Таким образом он хотел защитить от затуманивания свой разум, который был единственным источник информации, подтверждающий теорию о испанском еретике. Но это дало обратный эффект.

В словах Роттенхауса про воскрешающего Хосе всё чаще и чаще проскакивали жалобы на головную боль, беспокойные мысли и раздраженность, а кроме них и жалобы на кашель и удушья посреди сна. И когда помимо всего перечисленного, стремительно дряхлеющий ученый стал жаловаться ещё и на боль костей и затекание конечностей, все собеседники ученого вместо усмешек стали отвечать советами посетить врача. Рэдмонду приходилось терпеть слишком большие физические страдания, чтобы игнорировать эти советы.

Врачам стало известно, что все беды со здоровьем на профессора свалились после поездки в Испанию. Медики не были погружены в научно-исторические дискуссии, все детали, что могли дать объективную оценку состояния пациента врачи теряли в информационном фоне своей профессиональной сферы. В результате чего все медицинская комиссия госпиталя решила лечить учёного от испанского гриппа, хоть и не представляли, как именно.

Прибегнув к трате всех своих сбережений, а вместе с ними и части сбережений Мэтью Ханта и иных неравнодушных, Роттенхаус избежал попадания в помещения набитые жертвами эпидемии, где он в миг бы примкнул к их рядам. Но даже в отдельной палате Рэдмонд всё больше страдал от ночных кошмаров и круглосуточной боли. В конечном итоге и до лечащего врача профессора, не без помощи широкого круга общения Аарона Грина, дошла новость, что мистер Роттенхаус сошел с ума. Подтверждали эти слова и крики из палаты учёного-пациента. Но ключевой фигурой перемещения профессора из обычной лечебницы в психиатрическую оказался не его враждующий с ним коллега, а вернувшейся с западного фронта Мировой войны офицер, который заплатил за отдельную палату больше, чем платил за мистер Роттенхаус.

Рэдмонд, как человек хорошо знающий историю понимал, что Бетлемская психиатрическая больница уже сто лет как избавилась от практики насилия над пациентами, из-за которой лечебница и приобрела широкую известность. Но при этом учёному всё равно было очень страшно. Страдания на какой-то момент заглушились. Сбривший свои поседевшие усы и волосы профессор сидел на кровати в доме душевнобольных и с тревогой ожидал одного из двух вариантов развития событий – возвращения невыносимой боли и кошмаров, связанных с призраком, которые добьют бренное тело исследователи, или же всем надоест терпеть скверного безумца Роттенхауса и на нем начнут ставить ужасающие опыты.

Начал сбываться первый вариант. Кошмары с горящим синим пламенем восставшим скелетом преследовали Рэдмонда и днем и ночью. Пациент поскуливал на кровати и съеживался от боли, то забивался в углы и кричал в никуда бессвязные слова. Мучения продолжались несколько месяцев, в течении которых к Роттенхаусу не применяли методов ни радикальной, ни --">