Эдвард Шулус - Кракену пора обедать

может, и ударит… а может, и нет, – подумал он. – Ладно, надо идти. Если каждый раз отступать перед возможным дождём, то и вовсе никогда из дома не выберешься».

Уолтер вышел на главную дорогу и повернул направо. Он хорошо знал, куда надо идти. А чтобы сократить путь, он решил пройти через бедняцкий квартал.

«Так будет ближе, к тому же…»

Услышав сильный грохот, он замер на месте, пропустил шумный, как гром, экипаж, пронёсшийся мимо него, после чего пересёк улицу и ушёл во мрак. К серым, как тени, людям, грязным стенам, топоту немытых ног и гвалту перебранок.

«К тому же… к тому же… Вот незадача! Забыл! О чём же я там хотел подумать?»

Трущобы, заселённые мелкими торговцами и рабочими, являли собой поистине жалкое зрелище. Угрюмые дома нависали практически над головой, проход был узок и тесен, а в воздухе клубился смрад. Уолтер обогнал мужчину, медленно шедшего перед ним и нёсшего на плече две гнилые доски, и ускорил шаг. В тёмных зловонных закутках прятались нищие, одетые в лохмотья, и не очень дорогие женщины, дрожавшие от холода.

«Каждый живёт свою жизнь по-своему», – подумал Уолтер, проходя мимо них.

Свернув в маленький переулок, он насторожился и на всякий случай сунул руки в карманы, припомнив, что месяцем ранее его обчистили здесь прямо средь бела дня. А ещё он старался держаться подальше от окон, чтобы никто из жильцов не обдал его помоями. Когда же он проходил мимо привратницкой, то услышал, как, почти что плача, кричал какой-то мальчишка:

– Дяденька, отпустите, пожалуйста!

– Тебя разве не учили, что воровать – плохо? – вопрошал мужчина.

– У меня сестрёнка болеет, и нам срочно нужны денежки на лекарства, иначе она заснёт и больше никогда не проснётся. И это не я придумал, так сказал врач.

– У тебя, стервец, на каждой неделе кто-нибудь умирает. Когда твоя мамаша успела вас столько наплодить?

– Дяденька, отпустите.

– И не подумаю.

– Я больше не буду.

– Что не будешь? Воровать? Или обманывать?

– Ничего не буду. Отпустите.

– Отпущу, только я тебя сперва выпорю как следует.

– Не надо! – захныкал ребёнок.

Поначалу Уолтер хотел было вступиться за малыша, но сразу передумал.

«Вдруг это тот же негодник, что и меня в прошлом месяце обокрал?» – предположил он и пошёл дальше.

Животные здесь, как и люди, были тощими и согбенными. Хилые коты шныряли вдоль стен, стараясь держаться подальше от детей. Чахлые псы гадили прямо там, где придётся. На улице воняло, как в уборной. А ещё людей душили фабричные трубы – над кварталом висел смог. Вдобавок и без того зловонный воздух портил цементный завод, расположенный неподалёку.

Наконец, пробравшись через черноту и смрад, Уолтер вышел на свежий воздух. Ему оставалось пройти ещё несколько кварталов.

4

Хляби небесные разверзлись, и полил дождь. Крупные капли забарабанили по крышам домов и зашелестели в древесных кронах.

«И всё же ударил… проклятущий дождь! Как я и предполагал», – подумал Уолтер.

Он стоял перед двухэтажным особняком, будучи не до конца уверенным, что не ошибся адресом. Но с неба лило так сильно и было так холодно, что он решительно взялся за дверной молоток и постучался. Очень уж не терпелось ему поскорее убраться с улицы. Дверь открыл дворецкий.

– Простите, я не ошибся адресом? – прикрывая лицо рукой от дождя, спросил Уолтер.

– Добрый вечер. Вы, должно быть, Уолтер Финч?

– Да, совершенно верно, это я.

– Проходите, пожалуйста. Хозяин как раз вас дожидается.

Уолтер снял верхнюю одежду и повесил на вешалку.

– Прошу, – пригласил его жестом дворецкий.

Они поднялись по широкой лестнице на второй этаж, прошли через анфиладу хорошо меблированных комнат и попали в просторную гостиную.

– Здравствуйте, детектив, – тяжело произнёс лежавший на диване старик, завидев гостя. – Я уж начал беспокоиться, что вы не придёте. Располагайтесь… чувствуйте себя как дома.

– Здравствуйте. Вы Чарльз Данн?

– Он самый, – ответил хозяин и указал на кресло. – Присаживайтесь. Выпьете?

– С удовольствием, – признался Уолтер, подкрепив ответ кивком.

Он сел в кресло и осмотрелся. Стены украшали портреты неизвестных ему людей: статных мужчин и прекрасных барышень; над каминной полкой висел натюрморт: красные цветы в треснувшей вазе. Тихонько тикали старинные часы, а из клетки, стоявшей на подоконнике, доносилось прерывистое пение --">