Алиса Бастиан - День могил

Алиса Бастиан День могил

Качели скрипят с каждым взмахом, и скрип этот перемежается детским смехом, режущим Расмусу ухо; под ногами ворох сырых листьев, пахнет прелой травой. После дождя зябко, но ни дети, ни Расмус этого не замечают. На ржавой перекладине качелей – ярко-розовая, выбивающаяся из унылой осенней картинки жвачка; кто-то прилепил ее час или два назад. В метре от них – уроненный облизанный чупа-чупс, красный, глянцевый, тоже очень яркий. Облепленный муравьями; они ползут и ползут к нему тоненькой цепочкой и, кажется, готовы сожрать его целиком. Именно на двух этих пятнах – ярко-розовом и красном – Расмус пытается сосредоточиться, раз уж тело не слушается и не готово уйти прочь. Пытается отвлечься от того, что так навязчиво бьется в голове. Взмах. Скрип. Смех. Взмах. Скрип. Смех. Расмус нашел то, что искал, но все еще колеблется. Жертва определена, но есть еще шанс отказаться от задуманного. Хоть того и требует каждая клетка его тела, Расмус не хочет убивать.

Но знает, что убьет.

*

Анника крепко держит маму за руку, шагая по лесной тропинке. Десять минут – и они на пляже, еще пять – и одеяло расстелено, книжки, игрушки и бутерброды с термосом вынуты из рюкзаков. Кое-что Анника приберегает: чувствует, что маме может не понравиться, что она взяла чужую вещь. Впрочем, если вещь эта валялась посреди леса (ладно, торчала из земли, полузакопанная), наверное, она никому и не нужна. Анника заприметила ее по дороге на пляж, когда почувствовала, что выпитый незадолго до выхода лимонад просится на свободу, и мама отвела ее за кустики, а сама осталась следить, чтобы Аннику никто не видел. В лесу не было ни души, и Анника спокойно сделала все, что требовалось, не отрывая взгляда от того, что виднелось из-под листвы в метре от нее. Цвет был идеальным. Размер и форму нужно было примерить. Находка скрылась в рюкзачке за секунду до того, как мама повернулась и позвала дочь на тропинку. Это было пятнадцать минут назад, и Анника уже изнывала от желания заняться наконец делом.

Пляж тоже пустынен. Через пару часов люди, конечно, появятся, подтянутся после учебы и работы, но сейчас, утром, здесь никого. Мама устраивается с книгой, попутно разворачивая бутерброд. Анника – чуть поодаль, между кромкой берега, где ленивые сентябрьские волны лижут берег, и их вещами. Копается в песке, терпеливо лепит куличики-пирожные для Эрики, ее любимой и самой большой куклы. Мама углубляется в чтение, убедившись, что дочери ничто не грозит, что она занята делом и не собирается бросаться в волны. Аннике действительно не до этого. Повернувшись к матери спиной, она достает из рюкзака находку и вздрагивает: светло-розовый карман внутри противный и липкий, как и ее руки. Находка оказывается грязнее, чем она думала, и Аннике приходится признать: прежде чем проводить примерку для Эрики, скандинавской блондинки, находку нужно вымыть, иначе волосы куклы станут такими же испачканными, как и рюкзак. Поэтому Анника скрепя сердце встает и подходит к воде. Зачерпывает ладошкой холодную воду, слыша, как мама велит ей не баловаться и отойти, пытается отмыть грязь и какую-то гадкую липкость. Находка уже не радует, но Анника не может сдаться: Эрике уже обещан сюрприз. Быстро прополоскав его, насколько это было возможно, Анника поворачивается к берегу.

Кусок колбасы шлепается на песок, а кусок огурца попадает не в то горло, поэтому мамин крик звучит прерывисто и оттого еще страшнее в безлюдной тишине пляжа. Одной рукой мама держится за горло, а второй тянется к Аннике, растерянной и не понимающей, почему маму так напугал почти отмытый темный парик для Эрики, который она сжимает в руке?

*

Расмус размахивается и швыряет смартфон в стену. Корпус телефона крепок, чего не скажешь о нервах его владельца. Проклятая девчонка нашла то, что никто не должен был найти. Как это вообще произошло? Он точно помнил, что спрятал все части тела надежно и глубоко. Скальп не был исключением. Разрыли лесные животные? Полиция уже ищет другие останки, но Расмус сомневается, что они что-то найдут. Ведь такое весьма маловероятно, когда ты прячешь части тела в разных уездах.

Расмус умел прятать и прятаться. Ноги и руки он отправил с мешком, набитым камнями, в ночное Чудское озеро. Маленькое туловище оставил в заброшенном колодце в Раквере. Голову сжег прямо в подвале разрушенного Маардуского химического комбината, аккуратно, без единой лишней искры или неправильного звука: хотя --">