Григорий Александрович Шепелев - Последняя шутка Наполеона

двух этих безусловно чёртовых баб, притихших сейчас за его спиной, выроет удачную? Это был, конечно, вопрос.

От дыма, который полз с заднего сиденья, уже слезились глаза. Уменьшив звук магнитолы, чтобы попросить девушек опустить хотя бы одно стекло, Матвей обнаружил, что они вовсе даже и не притихли. Какое там! Быстро повернувшись на бульканье и хихиканье, он увидел, что Рита держит в руке бутылку, уже далеко не полную, а Наташа – пару стаканчиков. Обе сыпали пепел куда попало. Обе казались очень довольными.

– Вы что, пьёте там? – вознегодовал Матвей, опять устремляя взгляд на дорогу.

– Ром, – отозвалась Рита, не уловив запятую в его вопросе. Из её рта пахнуло чёрным "Баккарди". Наташа с привизгом захихикала. Они выпили и запили фантой из баночки.

Поворот на трассу Матвей чуть не прозевал, поэтому начал перестроение очень резко. Ему сигналили. Вырвавшись на прямую, чёрную линию Симферопольского шоссе, он продолжил путь с поднятыми стёклами. Ему очень хотелось слышать, о чём толкуют две его спутницы. Всё равно не услышал, так как мотор на высокой скорости шумел громко, а пассажирки беседовали вполголоса. Иногда звенели бутылкой о край стакана. Где-то уж за Подольском вдруг попросили остановить около кустов. Спрятавшись за ними, они продолжили болтовню, смеясь уже во всю глотку. Подозревая, что они ржут именно над ним, Матвей решил воспарить над разочаровавшей его реальностью и включил радио "Классик". По нему звучал скрипичный концерт Вивальди.

– Учёные доказали, что регулярное прослушивание Моцарта продлевает жизнь, – изрекла Наташа, когда развесёлый путь был возобновлён, – хотите жить вечно – слушайте Моцарта.

– Дорогая, как это соотносится с тем, что сам Моцарт прожил тридцать четыре года? – спросила Рита, – он сам себя мало слушал, что ли?

– Дура ты, дура! Он вообще никого не слушал. Он был глухой.

– Сама ты овца! Глухим был Бетховен.

Они чуть не подрались. Поняв, что к их разговору дальше прислушиваться не нужно, Матвей опять занялся своими мыслями. Уносились вдаль забегаловки, магазины, бензоколонки, посты ГАИ. Над полями, которые рассекала трасса, мерцали отсветы городов. Минут через сорок пять свернули на Серпухов. Рита чётко указывала Матвею путь. После въезда в город Наташа выбросила бутылку и объявила, что голодна. Пришлось заскочить в Макдональдс. Наевшись там до отвала за счёт Матвея, чёртовы бабы сбегали в магазин и взяли вина. Они его пили уже в машине. За Серпуховом дорога также тянулась среди бескрайних полей. Потом она углубилась в лесной массив. Мелькали какие-то городишки. Путь продолжался уж два часа. За рекой Протвой, которую переехали по мосту в посёлке Кремёнки, темнела глушь. Мрачно потянулись деревни с редкими фонарями. Машина, прыгая по ухабам старой бетонки, звенела так, что сердце Матвея прямо-таки обливалось кровью.

– Долго ещё? – поинтересовался он, минуя очередное селение.

– Километров пять, – ответила Рита.

Большую часть этих километров двигались вдоль реки с туманными берегами. Между рекой и дорогой тянулся луг. Потом повернули на гору. На горе стояло село. Именно село – луна высветила церковь. Горстка домов, как бы озарённая с высоты тремя куполами, казалась призрачной, потому что вокруг – над краем садов, над околицей, над оврагами, над громадным простором сжатых полей, клубился туман. Пронизанный звёздами, он был страшен, хоть и прозрачен.

Когда достигли первых домов, Рита очень строго предупредила:

– Наталья! Мы тебя высадим, и ты в доме нас подождёшь. Мы съездим на кладбище. У меня там важное дело.

Матвей открыл было рот, однако Наташа опередила его.

– А какого хрена я не могу поехать с вами на кладбище? – возмутилась она так сильно, что можно было подумать – её не брали на шоколадную фабрику.

– Потому, что там, на кладбище, рома нет, – объяснила Рита, – а в доме будет его целая бутылка. Вот она, вот!

И потрясла сумкой. В ней что-то звякнуло. Босоногая скандалистка была вполне удовлетворена ответом. Когда проехали домов десять, Рита велела Матвею остановить. Взяв сумку, вместе с Наташей вышла. Матвей следил, как они, отперев калитку, идут через палисадник, засаженный ежевикой, к низенькому крылечку, как, сняв с двери амбарный замок, входят в дом – бревенчатый, покосившийся, с крутой крышей. Труба над нею была обложена кирпичом. В окнах вспыхнул свет. Задвигались тени.

Было так тихо, что Матвей слышал писк комара за стеклом машины. Дома с --">