Вики Филдс - Когда мертвые заговорят

назвал меня по имени, по спине побежали мурашки, но я сидела смирно. В голове вновь всплыли слова доктора о том, что мой мозг все превращает в негатив. Папа просто назвал меня по имени. Это просто имя. Мое имя.

Я отвернулась к окну, чтобы побороть нестерпимое желание спросить, любят ли они меня. Вы все еще любите меня после похорон Джорджи? Вы правда хотите забрать меня домой? Хотелось спросить, что они чувствуют, глядя на меня, но это было бы ребячеством. Просто пока со мной не все в порядке.

Вдруг мама крепко обняла меня, прижав к себе.

– Малышка, все будет хорошо, – шепнула она, и я широко открыла глаза, боясь сморгнуть накатившие слезы.

– Так. Довольно, Кая, – резко оборвал отец. – Ты должна прекратить. Хватит, ясно? – Он подошел к моей постели и схватил за плечо, оттеснив маму. Мое тело вспыхнуло от боли, когда папа рванул меня, заставив принять вертикальное положение. Я напряглась. Понимала, что удара не последует, но тело само собой сжалось, ожидая боли.

Мама схватила его за рубашку, попытавшись оторвать от меня, и я повернула голову в ее сторону, но отец взял меня за подбородок.

– Смотри. На меня. – Он зажмурился, а когда открыл глаза, я увидела, что они блестят от слез. – Мы тебя любим. – Мама отпустила его и отступила к окну. Отвернулась, спрятав руки на груди. Я тоже хотела спрятать руки. Хотела сжать на своем горле пальцы и подавить всхлип. Хотела, чтобы папа отпустил мое лицо.

– Смотри на меня, Кая, – уже спокойнее попросил он, и я оторвала взгляд от мамы и посмотрела на него. – На меня. Ты наша дочь. Ясно? Наша дочь.

А затем он крепко обнял меня и поцеловал в макушку. Следом к нашей скромной компании присоединилась мама. Я почувствовала, что хочу плакать, но слезы высохли. Я снова подумала: «Отец говорит это потому, что он расстроен. Ты же видишь, как сильно он пытается убедить себя в том, что любит тебя, несмотря ни на что».

Мама шумно втянула носом воздух и отстранилась. Папа тоже выпрямился и сделал пару шагов назад, давая мне пространство.

– Кая, сегодня у тебя гость.

В моем сознании раздался тревожный звоночек.

– Какой гость?

– Ной Эллисс.

Мама произнесла это таким воодушевленным голосом, что, должно быть, сам президент решил пожаловать в мою палату и принести корзинку с фруктами. Я открыла рот, чтобы отреагировать, но тут заметила движение в дверном проеме. Ной Эллисс был во всем темном, но его голубые глаза-льдинки сияли.

Мама с улыбкой взглянула на меня и я, отвернувшись, шепнула:

– А кто это?

* * *

20 ноября, 2016, архив больницы, Эттон-Крик

Я все еще смотрела на выписку из карты Дэйзи Келли, но уже не могла разобрать слов. Вокруг поднялся какой-то шум, и я на секунду испугалась, что оглохла. Это был тот самый звон из прошлого, когда машина детектива Гаррисона взлетела на воздух, а затем доктор Арнетт предупредил, что я могу навсегда остаться глухой на одно ухо.

Я охнула от боли, прижав ладонь к правому виску – звон все нарастал. Казалось, на моем лбу колючий металлический обруч, который все сжимается и сжимается… Но когда я зажала уши руками, внутренний голос все равно не замолк. Обессилев, я схватилась за столешницу, чтобы не упасть.

Я не могу быть дочерью Дэйзи Келли. Я не могу быть ребенком Криттонского Потрошителя. Это невозможно.

Это все случайность, простое совпадение…

Но вот она, выписка из карты Дэйзи Келли, в моей руке. Я отбросила ее от себя, затем стянула халат, сунула в сумку и закинула ее на плечо. Подхватив куртку, я зашагала к лестнице. Это ложь. Это все ложь, это не правда. Это невозможно.

Да, все верно, я родилась двадцать девятого сентября в девяносто шестом году. И как раз в том же году в конце сентября родился ребенок Дэйзи Келли. Но ведь это ничего не значит.

Я оступилась на первой ступени и чуть не свернула шею. Облокотилась спиной о стену и подняла голову к потолку, прикрыв веки. Нет, это имело значение. Дэйзи Келли родила дочь в конце сентября, у нее вторая группа крови, у нее аллергия.

Приступ снова накатил. Почувствовав, как внезапно перехватило дыхание, я закашлялась, распахнув глаза. Лихорадочно дотянувшись до контейнера с таблетками, я положила одну на язык. Облегчения не наступило. Подергав воротник свитера, я сосредоточилась только на дыхании. В следующее мгновение зазвенел будильник, и я лишь спустя несколько долгих секунд вспомнила о том, что доктор Арнетт дал мне времени до девяти вечера. Значит, пора смываться, иначе он --">