Томас Тессьер - Преждевременный уход

вторсырья на обочину, чтобы забрать его вместе с мусором на следующее утро. Бутылки и банки. Он посмотрел вниз на пару банок из-под газировки, которые он бросил в контейнер. Любопытствуя, он прошелся по кварталу, заглядывая в каждый контейнер, мимо которого проходил. Конечно, в большинстве из них было несколько пустых банок, каждая из которых стоила пять центов. Многие люди не удосуживались тащить свои банки и бутылки в супермаркет и выбрасывать их в автомат. За сколько — пятьдесят, семьдесят пять центов за раз? Они хотели убрать мусор с кухни, мусорное ведро было под рукой, и это означало, что все равно все будет переработано. Легкий выбор.

Незадолго до трех часов утра следующего дня он положил на пассажирское сиденье коробку с черными пластиковыми мусорными пакетами и поехал по району, больше из любопытства, чем из чего-то другого. Менее чем через два часа его машина была заполнена, а когда Ларкин выкупал пустые пакеты, он получил доход 27 долларов с мелочью. Неплохо. Плюс — что важней всего — было чем заняться.

Ему не потребовалось много времени, чтобы выучить маршрут вывоза мусора — какие районы в какой вечер выставляют свои контейнеры. Полицейские привыкли к нему, некоторые из них даже махали руками или сигналили, и он стал узнавать многих разносчиков газет, которые совершали свой привычный обход. Ларкин узнал, где есть собаки, которых следует избегать, и где нужно вести себя тихо — грохот бутылок и банок в этот час казался невероятно громким. Двухлитровые емкости занимали слишком много места, поэтому он брал только банки и маленькие бутылки. Он избегал пьяных и подростков, и у него никогда не было никаких проблем.

Обычно он оставался дома, когда шел дождь, но легкий моросящий дождик его не беспокоил и не пугал. Ларкин обнаружил, что ему нравится бывать на улице по ночам. Воздух был чище, и относительное отсутствие шума, машин и людей было весьма приятным. Темнота и уличное освещение приводили к тому, что здания, которые днем были старыми и унылыми, ночью выглядели как-то моложе, свежее и обнадеживающе. Жилые кварталы города как будто снова принадлежали ему, и эти чувства он не испытывал с самого детства.

К началу сентября Ларкин совершал свои ночные обходы уже почти пять месяцев. Он успел кое-что повидать. Люди бушевали за своими жалюзи, кричали друг на друга, громили мебель. Люди пьянствовали перед телевизорами, иногда наклонялись вперед, упираясь подбородком в грудь, или откидывали голову назад, опираясь на крышку кресла, открывали рты, храпя в потолок. Пожилая женщина в длинной белой ночной рубашке, которая вышла на крыльцо и начала громко петь на каком-то странном иностранном языке — пораженный, Ларкин стоял и смотрел на нее с другой стороны улицы минуту или больше, пока ее муж не выскочил в пижаме и не затащил ее обратно в дом.

Были и животные. Помимо крыс, которых следовало ожидать в определенных районах, Ларкин иногда замечал небольшую группу оленей, проходящих через дворы, скунса или опоссума. Было несколько мест, где он часто сталкивался с енотами, пытавшимися забраться в высокие зеленые мусорные баки. В первый раз он попытался отогнать их, бросив в них несколько палок и камешков, но они не двигались, а только смотрели и шипели на него в ответ. Этого было достаточно для Ларкина, он сел обратно в машину и поехал к следующему дому.

Ветер хлестал деревья, и в воздухе витал первый сладкий вкус осени в ту ночь, когда ему показалось, что он увидел пожар. Он был на Утрехт-Стрит, в районе старых трехэтажных и выцветших кирпичных коммерческих зданий. Компаний Бондер Никель Платина и Добыча Бенхмана уже не было, как и компании Динкель: Трубы и трубочки. Ларкин знал парней, которые провели на этих заводах тридцать или сорок лет своей жизни. Теперь весь район был усеян пустующими помещениями и захудалыми магазинчиками, такими как Цветные татуировки Рубена, Сады Коулуна (только на вынос), Кабо-Верде тур и Церковь Спасения Мармонов.

Это был небольшой дом, не намного больше коттеджа, с асбестовой черепицей, которая посерела несколько десятилетий назад. Он стоял на гребне небольшого холма, где Утрехт резко поворачивал и петлял вниз к Вест-Ривер-авеню. Ларкин больше не останавливался там, потому что в их урну никогда не клали ничего выкупаемого. Но когда он притормозил машину, чтобы повернуть, то заметил мерцающий красный свет в окне первого этажа на стороне дома.

Он был уверен, --">