Натан Романов - Мавка

насыщен влагой, от чего дышалось легко. На горизонте вставало солнце. Стоп! Тогда меня словно ударило током, я должен идти спиной к солнцу, чтобы попасть в деревню. Поднявшись по выше, я видел половинки деревьев словно тонущих в тумане. Очертания местности были не знакомы. Я и днём то плохо здесь ориентировался, а ночью в тумане так и подавно.

Идя обратно по тропинке с каждым шагом по незнакомой местности, я чувствовал нарастающий страх. Солнце почему-то осталось на том же уровне, и туман реже не становился.

Немного пробежав в накрывающей меня истерике, я сел на траву и закрыв глаза заплакал.

— Эй… привет! — раздался рядом чей-то детский голос.

— Привет… — всхлипывая ответил я, второпях вытирая слезы.

— Ты чего ревешь? — рядом со мной из тумана возникла девочка. Вероятно, моя ровесница.

— Я не реву… — помню тогда свой стыд- это туман такой мокрый.

— Понятно. А что ты здесь делаешь? — ее зелёные глаза казалось светились изнутри.

— Я? Гуляю я… — не мог же я сказать, что за русалками охочусь.

— Я тебя ещё вчера видела. Но сегодня ты прям далеко забрёл.

— Вчера? — в глубине души загорелась надежда, что эта прекрасная незнакомка тоже страдает ерундой, типа охоты на русалок. — а что ты здесь делаешь? И вчера тоже…

— Я-то грибы собираю, — она показала мне лукошко полное каких-то грибов. Даже мухоморы были там и пара поганок.

— Они же ядовитые?! — удивился я.

— Если их кушать, то да. А если лечить, то нет. У меня мамка народный целитель.

— Как Кашпировский? — расхохотался я по лошадиному. Она лишь молча посмотрела в ответ, а я почувствовал себя глупым второй раз и замолчал. Возникло мгновение неловкого молчания.

— Хочешь, вместе пойдем к деревне? — наконец сказал я, надеясь, что она покажет мне дорогу.

— Ну я немного в стороне живу… — сказала она, показывая рукой в туман. — но нам по пути. Пойдем.

Мы шли минут пятнадцать по тропинке, окружённой туманом. Вокруг были слышны лягушки и сверчки. От увлажненной туманом одежды немного знобило. Просыпался неподалеку лес, отзываясь перекличием сов. Шли мы молча. Я не знал, что сказать, а она и не пыталась. Наконец мы остановились.

— Ну вот. Мне здесь нужно свернуть, а тебе туда, — она показала на небольшой пригорок- прямо иди, вдоль берега, и к деревне выйдешь.

Я поднялся на холм, но спохватившись крикнул в туман: «Как тебя зовут?»

Долго я себя ещё укорял, что сразу не додумался спросить её имя. Она исчезла в тумане также, как и появилась. Огорченный я потопал вдоль озера. Солнце уже поднялось над домами и туман постепенно сошел на нет. На берегу двое местных стояли у привязанной деревянной лодки и о чем-то спорили пьяными голосами.

— Я те говорю, мня, надо на дальний берег двигать, там глубже. — сказал тот что повыше.

— Да неее — отмахнулся от него второй, ростом по плечо.

Мне про них мальчишки говорили, что называют их Ерема и Митрофан. Не знаю почему их так называли, может в честь каких-то героев местного фольклора, а может это были их настоящие имена…не знаю. Но вид был у них достаточно выразительный, хоть сразу без грима в кино снимай. Один был высокий и худой, а второй низкий и пухлый.

— Здорова, городской, мня. — Ерема шатаясь махнул мне рукой, а затем заметив на и без того грязной руке что-то прилипшее, размашисто вытер об видавшую виды куртку.

Митрофан стоял молча, и глядел на меня прозрачными глазами, деловито засунув руки в карманы трико и немного покачиваясь. Он всем видом стремился выглядеть трезвее товарища, но это ему не удавалось.

— Чаво ты шастаешь тут? — Ерема наконец оттер руку и подбоченился. — расскажу твоей бабке мня, что ты у озера трешься.

Я молча смотрел на него, не понимая откуда он меня знает. Митрофан расплылся в неосознанной улыбке.

— Да не сцы! — Ерема расхохотался аж до слюны, которая выскочила из беззубого рта и повисла на бороде. — стукачей нет, мня.

— Утрись, чухня! — брезгливо выдавил Митрофан, глядя на остренькую бородку товарища, с кончика которой свисала тягучая слюна. Рукав всё той же лоснящейся куртки Еремы умело утер лицо хозяина. Тот взглянул на рукав, и вновь заржал беззубым ртом, затем вытер рукав об такой же свежести штаны цвета хаки.

— Вот ты апче — Митрофан скорчил гримасу отвращения- фу.

— Сам то, свинота, мня.

Я всё ещё молча стоял, глядя на них.

— Слышь, мня, городской, — Ерема сделал ко мне неуверенный --">