Александр Феликсович Борун - Заклятие лабиринта

нехорошим запашком. Тухлым таким. Подозревали они, что это вообще на самом деле была затея не нашей стороны, а наоборот, хитро поданная от них…

С течением времени эти подозрения не рассеялись, хотя, вроде бы, операция проходила успешно. Все шло по плану. Их агенты у нас, казалось, оставались под колпаком, наши у них под колпак, вроде, не попали…

Но не все концы сходились с концами.

Это можно было, в принципе, списать на неполную информированность подозревавших. Это ведь были не те люди, что планировали операцию. И не те, что ее проводили. Права независимого контроля – бывает и такая вещь – у них тоже не было. Операция задумывалась на самом верху. Задумывалась – если, конечно, ее туда не пропихнули.

Подозревающие не торопились списать не совсем сходящиеся концы на недостаток информации. Но и о своих подозрениях наверх не докладывали. Это можно было сделать, только получив доказательства. Потому что, собственно говоря, официально даже и к информации об этой операции подозревающие не имели доступа… – Он увлекся и говорил теперь быстрее, хотя по-прежнему не отрывал взгляда от бумажки.

Мне стало зябко. Показалось, что в комнате потянуло спертым, сырым и смрадным воздухом склепа. Как будто сюда просочился тухлый запах подозрительной операции. Я опять чихнула, сняла босую ногу с колена и сунула ее в тапок. Теплее не стало. Мурашки по коже продолжали бегать. По полу дуло холодом и сыростью. Я встала и попыталась плотнее прикрыть дверь балкона. Сквозняк не уменьшился, дуло по-прежнему. БГ демонстративно замолчал и неодобрительно взирал на мои манипуляции. Как только я, смирившись, вновь уселась в кресло, постепенно, но неумолимо все больше превращавшееся для меня в зубоврачебное, или даже пыточное, он продолжал:

– Когда наш отдел отправили в стратегический резерв (так он предпочитает называть тот пинок под зад, которым нас наградили за старательную службу), так же поступили и с соседним отделом. Раньше мне всегда казалось, что они занимаются какой-то ерундой, притом несуществующей ерундой. Но теперь и наша деятельность стала, можно сказать, призрачной. – Он невесело засмеялся.

– Я обратил внимание на то, что они тоже, лишившись и крыши, и финансирования, сохранили некое подобие структуры. Это вызвало мое уважение. Я стал иногда подкидывать им информацию, если попадалось что-то по их части – помнишь дело тех доморощенных сатанистов, что собирались в полнолуние на Молочной поляне в лесу на горе над Тарасовым?

Еще бы я о нем не помнила, а вот ты, начальник, мне о нем напомнил зря, подумала я, впрочем, не забывая послушно кивать. Мне тогда только чудом, или в результате невероятного везения, что, наверное, одно и то же, удалось спастись от роли жертвенного агнца. Уже и на алтаре растянули, и одежду, гады, разрезали, и нацарапали какие-то линии… Постарались, резали на совесть, чтобы кровь текла, шрамы до сих пор можно заметить, если специально не маскировать… А при моей профессии… ну хорошо, при моей прошлой профессии… да и будущей профессии тоже… запоминающиеся шрамы – не самое удобное, пусть и в таких местах, которые видны или нащупываются только в особых обстоятельствах… Линии нарисовали, наверное, чтобы целиться было удобнее, когда убивать. И уже их главный, как же его должность-то называлась? – бесовместитель, вот! Не бе‑совместитель, а бесо‑вместитель, надо понимать… Так он уже замахивался на меня… И не ножом даже, а какой-то заковыристой гадостью, из которой торчала наискось срезанная трубка… Не иначе, кровь выпить собирался… Хотя зачем такая толстая трубка для крови, да и кровавые знаки он в основном почему-то на моем животе рисовал. Уж не кишки ли вытягивать собирался? Или, наоборот, чем-то накачивать? Мне совсем не хотелось выяснять это на собственном опыте. Так что от бессильной злобы и страха все в животе, на который он нацелился, скручивалось, и сердце останавливалось. Хорошо, наконец-то, яд сработал, и началась паника, которую я сумела использовать. Кляпом-то они мне рот не заткнули… А яду этот бесовместитель удивительно долго сопротивлялся. Я его еще когда он участвовал в моем привязывании к алтарю отравленной иголкой кольнула.

Но это бы еще ладно, все-таки мне-то удалось выбраться тогда. А вот моей знакомой Саше и ее мужу Толику, с которыми я так любила ездить на Голву, не удалось. Их убили раньше. Для главного алтаря сочли недостойными и зарезали без всяких изысканных трубок на менее важных --">