Ольга Леонидовна Вербовая - Агата

Кассандре, то мёртвой родилась не та девочка, а дочка моей мамы — Лиза. Выходит, врачи перепутали нас, девочек. Когда мама рожала, почти тогда же привезли в роддом и тётю Наташу, которой, по словам бабушки, рано ещё было рожать — едва только подошёл восьмой месяц.

Ну, а если всё это правда, получается, мои родители и бабушка всю жизнь растили чужого ребёнка, а та женщина, которая меня на свет породила, даже не подозревала, что её дочь жива, и она совсем близко. Ничего себе дела!

И ведь соседи и друзья несколько раз замечали: как-то не похожа Лизка ни на маму, ни на папу, как будто и неродная. Но это говорилось как-то скорее в шутку — никто даже не думал всерьёз, будто я не дочь своих родителей. Мало ли, может, кто-то из прадедов «потрудился» над моей внешностью? Теперь же я стала думать о том, что имеет смысл нам с бабой Валей провести генетическую экспертизу.

***

— И откуда только эта стерва всё пронюхала, чтоб её? Наверное, Алёна рассказала — больше некому. Вот гадина! Никогда не умела держать язык за зубами! Да я тебе безо всякой экспертизы скажу: это ты испортила жизнь Наташке! Ты! Лучше бы и вправду родилась мёртвой — проблем было бы меньше!

Взгляд бабы Вали бы не просто недовольным — ненависть так и сквозила изо всех щелей. Если бы она была сказочным василиском, убивающим всякого, на кого посмотрит, смерть настигла бы меня уже раз десять.

— Так я, получается, Ваша внучка, и Вы об этом знали? — я просто отказывалась верить своим ушам.

— Ещё как знала. Я думала: вот поступит Наташка в институт, закончит, в Москве устроится. А она взяла и залетела. До последнего скрывала, что брюхатая. А когда я узнала, аборт делать было уже поздно. Да и Наташка заегозила: рожать буду! Рожать она вздумала! А институт, карьера — всё коту под хвост! Я так хотела, чтобы у неё был выкидыш — даже душицу специально заваривала. Знала, что беременным нельзя. Да только не помогло — ты крепко цеплялась за жизнь. Потом у Наташки роды случились преждевременно. Я в больницу — Алёна тогда медсестрой работала. Мы с ней за чаем поболтать любили. Она сказала, у Наташки всё хорошо, девочка родилась, хоть и рановато, но без серьёзных проблем. А вот у мамки твоей как бы — она тогда тоже рожала — ребёнок умер — пуповина вокруг шеи обвилась и задушила. Ей пока ещё сказать не успели — откачивали после тяжёлых родов. Ну, я дала Алёнке деньги, чтоб сказала, будто это ты родилась мёртвой. Она как раз тогда со своим разводилась, деньги ей были нелишними.

— Слушайте, ну, ладно, она, но Вы-то, баб Валь? Как можно было так жестоко с родной дочерью?

— А что тут такого? Подумаешь, ребёночек умер! Думала: поплачет и забудет. А она… Вот далась ты ей! И плохо ей без Агаточки, и жить не хочется! Если бы не ты, жива бы сейчас была моя Наташка, и в люди бы выбилась. И какой чёрт тебя дёрнул появиться на свет? Змеюка, всю жизнь моей дочке испоганила! Вот не зря я тебя ненавидела с самого начала, ох, не зря! Когда ты запила, я думала: ну, наконец-то, есть на свете справедливость! Может, думала, замёрзнешь насмерть — воздаст тебе Бог за мою Наташку! Ан нет, ты и тут меня перехитрила, гадюка! Отняла у меня единственную дочь — и как с гуся вода! Тьфу! Видеть тебя не могу!

Плюнув мне под ноги, баба Валя поспешно открыла дверь подъезда и вошла вовнутрь, захлопнув её так, что она едва не слетела с петель. Я же с минуту стояла во дворе, не в силах ни сдвинуться с места, ни что-то ответить. Мне было искренне жаль тётю Наташу, которой посчастливилось иметь такую «добрую» мать. Даже сейчас, вместо того, чтобы раскаяться и что-то понять, эта злобная бабка винит не себя, а других. Хотя моя вина лишь в том, что пока тётя Наташа плакала по мне, заливая материнское горе водкой, я была рядом и знать не знала, что она моя родная мать. А баба Валя, получается, родная бабушка… Ну, уж нет — бабушка у меня одна, моя добрая, замечательная бабуля, у которой было сердце, способное любить.

Я посмотрела на часы. Было ещё не так поздно — цветочный пока открыт, но надо поторопиться. Пока не стемнело, я решила сходить на родные могилы: папы, бабушки и мам. И той, которая меня растила и заботилась, и той, которая родила и потеряла не по своей воле.

***

— Давайте, налетайте, моя Надюха сама пекла, — Серёга разложил на столе хрустящий, густо посыпанный пудрой хворост. — А вот и она. Давай, Надь, проходи, попей с нами чайку.

Когда девушка оказалась по ту сторону почтовой стойки, вышедший навстречу --">