Питер Дэвид - Сэр Невпопад из Ниоткуда

подобных отвлеченных материй. Я же брался за меч, лишь когда речь шла о спасении моей собственной шкуры, а во всех остальных случаях предпочитал кровопролития избегать. Войны я считал пустой тратой сил и времени, ведь все они без исключения начинались по инициативе людей, мне незнакомых, или из-за их грызни по поводу вещей, до которых мне не было дела, или ради выгод и барышей, от которых лично мне ничего покамест не перепало, да и вряд ли когда-нибудь перепадет. Что до чести, то для меня она, вы извините, — понятие и вовсе уж эфемерное. Честью не пообедаешь и ее не набросишь на плечи, чтобы спастись от холода. И тем не менее во имя нее не одни только строптивые глупцы, но также и вполне добродушные, не лишенные здравого ума люди лезут на рожон и причиняют себе и своим обидчикам, мягко говоря, множество неприятностей. Да что там, жизни не жалеют — ни своей, ни чужой.

Но вот самозащиту я всегда почитал достойнейшим поводом для любой, самой жестокой и опасной драки. Заходила ли речь о разобиженном рыцаре, атакующем меня верхом на боевом коне, или о задиристом драконе, плюющемся огнем, или о шайке отщепенцев троллей, вскарабкавшихся на крепостной вал замка, — все это представляло угрозу моей собственной безопасности, и я не задумываясь принимался колоть и рубить во имя единственной цели: чтобы не быть убитым, чтобы увидеть следующий рассвет.

Люблю рассветы. В эту пору дня все кажется возможным.

Так вот, возвращаясь к Граниту… Он-то в противоположность мне готов был сражаться везде и всегда, вступать в поединки по самому ничтожному поводу. Задиры вроде него, как правило, гибнут молодыми. Если только не являются прирожденными, искуснейшими бойцами. Гранит как раз к таким и принадлежал — ростом намного выше шести футов, с мышцами покрепче каменной кладки и такими широченными плечами, что ему зачастую приходилось протискиваться сквозь дверные проемы боком.

Сэр Гранит появился в своих покоях не вовремя. В самый, что называется, неподходящий момент. Потому что как раз в эту самую минуту между мной и его супругой должно было произойти то, ради чего мы, собственно говоря, очутились в постели.

Леди Розали была полной противоположностью своему могучему, неустрашимому и во всех отношениях грубоватому супругу. Тоненькая, бледная, невысокого роста, с тихим голосом и безупречными манерами, она однажды вдруг бросила на меня такой выразительный взгляд, что я просто обомлел. Я как раз чистил конюшни и был по колено и по локоть в конском навозе. Но она, очевидно, проигнорировала эти малозначительные поверхностные детали. Не иначе как ей удалось разглядеть нечто привлекательное и желанное в самых что ни на есть потаенных глубинах моего существа.

Они со стариной Гранитом как раз вернулись с верховой прогулки: он возвышался, как каменный утес, над несчастной спиной своего белого жеребца, она же боком, по-дамски, сидела на гнедой кобыле. Тут-то Розали и метнула на меня совершенно недвусмысленный взгляд и после взяла да еще и подмигнула. Я, разумеется, схватил первую попавшуюся тряпку и стал вытирать руки. От одной мысли о том, какое жалкое и в высшей степени неаппетитное зрелище я собой являю, мне хотелось сквозь землю провалиться. Но внешне я, конечно же, старался ничем не выказать своего смущения. Леди Розали выбрала именно этот момент для крайне неудачной попытки спешиться. Ножка ее запуталась в стремени и, не поспеши я на помощь, она наверняка крепко приложилась бы к деревянному полу, присыпанному соломой. Я подхватил ее на лету. Она оказалась на удивление легкой. Нисколько не тяжелее тех мыльных пузырей, что вздуваются на ладонях, когда моешь руки.

Всего лишь на миг очутившись в моих объятиях, она, однако же, успела всем телом прильнуть ко мне, и ее груди прижались к моей запачканной рубахе. Они оказались такими упругими, просто прелесть… И знаете, леди вовсе не потому ко мне притиснулась, что боялась потерять равновесие. Это я сразу понял. Даже спину слегка выгнула, что, к счастью, заметно было одному лишь мне. А после этого совсем короткого, длившегося какую-то долю секунды объятия она отступила на шаг, приложила пальцы, которые у нее заметно подрагивали, к вздымавшейсяот волнения груди и тихим, но удивительно мелодичным голоском произнесла:

— Благодарю вас, сэр оруженосец. — И глаза опустила.

Я в ответ любезно улыбнулся и мотнул головой:

— Не за что, миледи.

Этот чурбан Гранит вовсе не намеревался продолжать --">