Максим Андреевич Далин - Мышиная дыра

мышата уже кое-что понимали и приободрились. Я решил, что человек своего назначения во Вселенной не стоит, если не может позаботиться о девяти разумных неприкаянных созданиях. Я догадывался, что буде выберусь отсюда на Мейну, мне будет обеспечено погоняло вроде "Мышкин папа" или даже как-нибудь похлеще, но это меня, натурально, остановить не могло.

Мы выбрались из Пещеры Лишайников грязные, как смертный грех, вонючие, как унитаз в армейском сортире, и уставшие до полусмерти. В начале тоннеля пришлось сделать передышку.

Урод и Близнецы, похоже, приняли к сведению, что теперь им надлежит общаться друг с другом по-родственному, и вели себя самым нежным образом. Они за наш короткий привал наскоро почистились сами, насколько это было возможно, а потом почистили младших мышат и Куцего, довольно условно — вылизали их мордочки, глаза, уши и вибриссы. Поэт, у которого появилась возможность высказаться, заявил, что с детьми слишком много хлопот, поэтому лично он в жизни не женится, посвятив себя чистому искусству и не вешая на шею непосильную обузу. Мыш выслушал, насмешливо почесывая бока, и резюмировал, что Поэт молод еще.

Мы все очень устали и отдохнули плохо, все время отвлекаясь на сомнительные шорохи. Дорога к звездолету поэтому напоминала какой-то путаный сон. Уже в пределах досягаемости звука от работающих механизмов нас встретили старшие дети Мыша, проводили и помогли тащить сироток. Домой мы добрались часам к трем пополуночи, не раньше.

Эдит проснулась от шума. Спросонья она была капризная, но сравнительно мирная. Сидела на койке, потирая глаза, помятая такая, щурилась на свет и бормотала томно:

— Как мне все это надоело, Марсэлл! Я беспокоилась и не могла заснуть, а как только заснула, ты меня будишь… от тебя жутко крысами несет. И вообще, у меня такие головные боли… мне даже размяться негде, у меня мышцы атрофируются, я растолстею… что с тобой снова за зверинец?!

А я говорю:

— Ага, мне очень жаль… Нюхачка, помоги воды погреть. Дети, сейчас будет еда. Мы с тетей Сталкершей из трюма принесем…

И тут Эдит проснулась окончательно.

Мне было некогда ее слушать, потому что я все время бегал то в трюм, то к синтезаторам, то в ванную, то за аптечкой, потому что мышата требовали мытья, кормежки, лечения и чтобы их устроили на отдых. Я слышал только урывками о сумасшедших Детях Грома, которым крысы дороже чего-то там и о звездолете, в котором из-за крыс людям негде разместиться, и что я ее ненавижу и изощренно издеваюсь. Но ничего не отвечал, потому что мышки меня спрашивали о разных вещах и ответить им мне казалось важнее. Только потом уже, когда все кое-как устроилось, я сел рядом с Эдит на койку, прислонился к стене, уложил уже сытую и чистую мышку-малютку себе на колени спать и говорю:

— Ну вот, если ты хочешь еще что-то сказать, говори, только недолго и не бей меня, а то я устал, — и глаза у меня закрываются сами собой.

А Эдит посмотрела на меня, сдвинув брови, потом их раздвинула, усмехнулась, сказала только: "Идиот ты несчастный, Марсэлл", — и поцеловала меня в щеку. И больше я ничего не помню, хоть убейте.

Когда я проснулся часов через десять, обнаружил, что все мои сироты собрались около меня. Мышки традиционно спят в куче, друг на друге, чтобы греться в холодных сырых подземельях — и они пришли меня греть. Я проснулся оттого, что вспотел, было жутко жарко и тесно: у меня на ногах спали пятеро самых маленьких, а рядом еле-еле уместились Близнецы и Урод, мордочками у меня на плечах и на груди. Куцему не хватило места, и он с горя грыз мой бронежилет.

У мышек очень хорошие зубы. Он ухитрился изгрызть келаврит сантиметра на три в глубину. Я испугался за его желудок и провел с ним беседу педагогического свойства, предложив в дальнейшем грызть для утешения что-нибудь съедобное. Он согласился — но вы же знаете, трудно доверять детям, которые пообещали, что больше не будут.

Эдит на койке не оказалось. Она унесла с собой одеяло и подушки. Потом я узнал, что она уходила спать в ванну — и еще немало о собственном грязном эгоизме.

Мыш, который ходил проверять посты, подгадал вернуться как раз к моему пробуждению — или будить собирался, не знаю. Обозрев моих мышат, он очень удовлетворенно пискнул:

— Ну вот. У тебя есть верные души.

Я погладил его по голове и рассказал про свой план. Мыш был восхищен. Потом мы позвали из рубки Поэта и старших детей Мыша и рассказали им тоже. Поэт пискнул:

--">