Максим Андреевич Далин - Мышиная дыра

надоедать.

— Вы, может быть, решили, что у меня тут летающий ресторан? — говорю. — Или салон красоты? Так вот, совершенно напрасно вы это думаете. Вы лучше расскажите, как вас занесло в эту капсулу. А я поразмыслю, стоит ли мне за кофе бежать.

— Не смейте мне хамить, — говорит. — Это вам даром не пройдет.

Тогда я говорю:

— Я не стюард. Я пират. И если я спрашиваю, вам лучше ответить. А то я разозлюсь.

Она напыжилась и говорит:

— Как вам не стыдно!

Тогда я говорю:

— Считаю до трех. Или вы начинаете отвечать, или я начинаю вас убивать и насиловать. В конце концов, вы сами ко мне напросились.

И тут она на меня посмотрела, внимательно-внимательно. И в первый раз за все это время меня увидела. А я засунул за ремень большие пальцы, прищурился и соорудил кривую ухмылку.

И тогда она пришла в ужас, и стала отступать назад, и уперлась попой в обшивку капсулы. И начала горько плакать. А мне стало ее жалко.

В конце концов, она же не виновата, что она дура.

Минут через пятнадцать я ее утешил. Я ей все-таки сделал кофе и плеснул туда ложечку успокоительного. И принес водички. И дал чистый платочек — еле нашел. И она потихоньку начала меня слушать. И я попытался еще раз.

— Я, — говорю, — не буду вас обижать. Честное слово. Просто попробуйте понять обстановку. Я не из вашего мира. Я не служу в вашем гражданском флоте. И мне будет очень тяжело доставить вас домой, даже если вы мне каким-нибудь чудом точно расскажете, где живете. А вы пытаетесь командовать вместо того, чтобы объяснить толком, где вы свой экипаж потеряли.

Тогда она говорит:

— У меня тушь не потекла?

— Не знаю, — говорю. — Кажется, нет.

Она сходила в капсулу, принесла оттуда такую, знаете, сумочку для всякого женского барахла, достала зеркальце и стала что-то там поправлять у себя на лице. И говорит между делом:

— Я понятия не имею, что у них там произошло. Они просто ошалели, вот и все. Я терпеть не могу этот космос, эти ваши «прыжки» — меня от них тошнит, но мне очень советовали тот курорт, там совершенно особые условия, климат, сила тяжести — а поскольку он на другой планете, туда просто невозможно было попасть нормальным транспортом. Но мой папочка — а мой папочка президент корпорации…

— Какой, — говорю, — корпорации?

Меня уже слегка укачало к тому моменту, но я еще надеялся добраться до сути.

— Обыкновенной корпорации, — говорит. — Президент корпорации, которая производит что-то такое, связанное, вроде бы, с компьютерами, какие-то там процессоры или что-то в этом роде, но у меня гуманитарное образование…

— Так, — говорю. — Стоп. Вы начали про экипаж.

Она смотрит на меня. Я — на нее. И она говорит:

— Я же сказала — я понятия не имею, какой белены они все объелись. Папочка заказал мне персональный рейс в лучшей транскосмической компании, у экипажа были прекрасные рекомендации, но оказалось, что они просто невменяемые. Этот тип — капитан корабля — мне сказал, что по техническим причинам мне нужно на минуточку пройти в эту капсулу — или как ее там? — а когда я прошла, они ее, я так думаю, просто выбросили за борт. Как вам это понравится? Они же мне даже переодеться не дали!

Мне это понравилось. Я подумал — если рейс долгий, то я понимаю капитана. Но все-таки не стал делать поспешные выводы.

Я пошел в капсулу и поискал дубликат бортжурнала. Эдит ходила за мной и давала советы, где искать. Но я эту запись все-таки нашел, несмотря на те советы, и стал ее просматривать, а Эдит комментировала.

Запись кончалась сообщением информационного центра звездолета о пожаре в реакторе с критическим подъемом температуры. Мне стало ужасно грустно.

Я понял, что у них там вышло. Они ушли в «прыжок», чтобы взрыв не уничтожил капсулу. Их вышвырнуло в физический космос далеко отсюда, там, где реактор рванул… ну да. Люди чести.

— Ваш экипаж погиб, скорее всего, — говорю. — Спасая вашу жизнь.

Эдит на меня посмотрела рассеянно и вздохнула.

— Да? — говорит. — Ужас. Как вы думаете, эти жулики в транскосмической компании оплатят страховку?

— Наверно, — говорю. — Куда они денутся.

— Мое вечернее платье, — говорит, — стоило восемьдесят пять тысяч. Эксклюзив. Тканое серебро и бриллианты. А еще было…

Тогда я говорю:

— Я лечу домой.

— Вы уже выяснили, где Строн? — говорит.

— Я, — говорю, — лечу на Мейну.

И пошел в рубку. А она — за мной.

— Как это — на Мейну?! — говорит. — --">