Николай Ободников - Viva Америка

недели.

«Плоть Кохта, — с отвращением подумал Маро. — Небось со срамных мест для нас нарвал!»

— Я… я не буду это есть… — вдруг испуганно пролепетал один из солдат. — Я… П-прости, сэр, но я…

Маро с понимающей улыбкой подошел к нему, подобрал комок мяса и мягко засунул его растерявшемуся солдату прямо в рот. Выпучив глаза, солдат попытался было сопротивляться, но Маро воспользовался эфесом сабли — чтобы вдавить комок мяса еще глубже. Солдат упал и, скрипя осколками зубов, начал медленно пережевывать плоть Кохта.

— А теперь остальные! Живо! — озлобленно скомандовал Маро и, взяв себе один из комков, вернулся к Кохту.

Солдаты переглянулись — и с отвращением на лицах выполнили приказ. Между тем к упавшему солдату приблизился Гаррисон и бережно вытер его лицо платком. После этого Гаррисон распрямился и с наслаждением попробовал брошенное Кохтом мясо.

Смерив подчиненных требовательным взглядом, Маро стойко проглотил свою порцию. Плоть Кохта оказалась слегка солоноватой, и Маро от нее сразу же затошнило.

— Преклонитесь же и признайте меня — как вашего единственного властителя и хозяина! — непреклонно потребовал Кохт.

— А вот я хочу еще разок услышать, что мы получим, — прервал его Маро, подавляя усилием воли бунт в желудке. — Видишь ли, хочу вновь попытаться понять, как это будет работать!

— За мое возвышение над вами и вашей службой на меня после смерти вы получите покровительство — на божественном уровне, — мягко прощелкал Кохт в ответ.

— Но ты не пахнешь фимиамом и не взираешь с небес на твои дома, где по воскресеньям лапают прихожанок! — цинично возразил Маро. — Значит, ты не Бог!

— Истинно так, человек по имени Даллас, — благосклонно согласился Кохт. — Но отныне я ваш единственный небожитель, перед которым вы будете склоняться. Ваши краткие жизни, переменчивая удача, чудачества и даже ваши томящиеся в водовороте годов потомки — всё впредь в моей воле и в моей власти.

Устав спорить, Маро всё-таки встал на колени. Его примеру незамедлительно последовали Гаррисон и солдаты. Кохт подался вперед и пошел в сторону капитана. Маро почувствовал наркотическое действие съеденной плоти Кохта.

Когда Кохт навис над ним, Маро неохотно отложил саблю и против воли зажмурился. Вдруг его правую руку пронзило болезненным жжением. Маро вскинул голову, чтобы дерзко взглянуть на Кохта, но с облегчением обнаружил, что Кохт уже подходил к Гаррисону. Поднеся щипавшую руку к лицу, Маро с изумлением обнаружил на ней ожог, похожий на родимое пятно.

— Метка… — раздраженно прошептал Маро, поднимаясь с саблей с колен. — Видимо, и нам для тебя надо было кое-что захватить — раскаленное клеймо для скота! Что теперь?

— А теперь — убей своих соплеменников, напитанных моей плотью, — равнодушно повелел Кохт, продолжая обходить остальных.

— А разве ты сам не способен на такую малость? — желчно осведомился Маро, показав жестом, чтобы свободные солдаты приготовили оружие.

— Такова моя воля и таковы обычаи моего мира, — глубокомысленно изрек Кохт, возвращаясь на свое место. — Всё имеет свое значение — даже мое имя.

— Даже твое имя? — подозрительно переспросил Маро. — И что же оно значит, черт побери?

— Мое имя значит — желудок, — со вкусом ответил Кохт и напомнил: — Я жду, человек по имени Даллас.

Маро хладнокровно взмахнул рукой — и солдаты молча перебили мычавших пленников.

— Сделка заключена! — торжественно объявил Кохт и довольно поежился.

Маро отстраненно взглянул на убитых:

— Это станет началом новой эпохи…

— Да будет так, человек, — согласно прощелкал Кохт. — А теперь я должен забрать причитающееся мне — моих первых слуг. Иди и не забывай благодарить меня. И помни: отныне и всегда — я рядом!

Маро кивнул солдатам, и они все вместе, забрав повозки, стали медленно спускаться с холма, стараясь при этом не оглядываться и не бежать. Вскоре им вслед донеслись противные звуки треска, словно где-то поблизости пума разрывала тугие барабаны — набитые мясом… Одновременно с этим на черные верхушки деревьев лег голубоватый свет, шедший с вершины холма.

— Viva Америка, — с благоговением пробормотал Гаррисон и отшвырнул молитвенник.

— Продано, — одержимо отозвался Маро.

Маро почувствовал, что эта ночь навсегда изменила не только его самого, но и весь мир. Он вдруг ясно осознал, что отныне всем им и всему его роду уготованы --">