Александр Валерьевич Маслов - Стражи Перекрестка

виноградом.

Стараясь отвлечься от тяжких мыслей после разговора с Бурковым, Артем внимательно разглядывал земельный участок и дом старушки, прикидывал его рыночную стоимость. Наверное, лет двадцать назад полутораэтажный домик красного кирпича с широкой верандой и внушительной пристройкой считался в этом небогатом районе чуть ли не дворцом. Сейчас он явно терялся на фоне новых двух, трехэтажных вилл.

– И во сколько вы оцениваете, Мария Викторовна? – отвлекшись, услышал Семин заискивающий голос Буркова, топтавшегося возле веранды.

– Девятьсот пятьдесят тысяч, – уверенно ответила хозяйка. – Девятьсот пятьдесят и ни копейкой меньше. По цене я консультировалась со знающими людьми, – добавила она, открывая дверь.

Семин последним вошел в дом, почти не участвуя в разговоре, оставив все споры с хозяйкой Саше. Они переходили из комнаты в комнату, задержались в ванной и на кухне, потом вернулись в зал.

– А здесь что было? – неожиданно полюбопытствовал Семин и вытянул руку к простенку, на котором выделялся серый овал с непонятными знаками, выведенными то ли углем, то ли черным карандашом.

– Здесь? Зеркало висело, – сказала Мария Викторовна. – Большое старое зеркало в бронзовой оправе. Еще от мамы досталось в наследство.

– И что? Что с зеркалом? – нетерпеливо спросил Артем.

– Сама не знаю. Исчезло шесть дней назад. Украсть не могли – я всегда двери запираю, и соседка за домом присматривает. Не могли, значит, украсть, а украли. Больше в комнатах ничего не тронули. Странно как-то.

– Вот тебе и хреновина с морковиной, – не сдержался Артем, резко повернувшись к Сашке. – Статью в газете помнишь? Из ювелирного салона тоже стащили зеркало. И где-то там еще воровали зеркала. Странные вещи у нас происходят, товарищи, – Семин торжественно и выжидательно поглядывал на Буркова и на Марию Викторовну.

Те растерянно молчали.

– Очень странные вещи… – Артем опасливо провел ладонью по простенку, где прежде висело зеркало. – И знаки странные… Не барабашит ли кто?

– М-да, – выдавил из себя Бурков. – Здравым смыслом такое трудно объяснить. Но на все должны быть причины – так в умных книгах пишут. Мария Викторовна, а звуков посторонних, необычных звуков вы не замечали? Например, звуков трубы или конского топота?

– Да что вы! Тихо у нас здесь. Район очень спокойный, и соседи хорошие, – заверила хозяйка. – Зеркало… жалко, конечно. Только на моей памяти такое первый раз. Не было здесь никогда ни воровства, ни беспокойных звуков. Уж за это не волнуйтесь. А дом дешевле, чем за девятьсот пятьдесят не уступлю. Даже не думайте.

Артем расстался с Бурковым без четверти семь. В животе, словно в море перед штормом, неприятно булькало и волновалось пиво с креветками. На душе тоже покоя не было. Домой возвращаться не хотелось, одновременно в родную квартиру тянула тайная сила, родственная любопытству, волшебному и опасному огню, бог его знает чему. Он постоял на углу возле минимаркета, послушал в пол-уха щебет молодых женщин с детьми, пошел по правой стороне улицы, поглядывая на балкон четвертого этажа и приоткрытую дверь, за которой, если верить Буркову, прятался барабашка. Один или всей семьей – уж слишком громкие звуки были утром.

«Мама дорогая, – мысленно произнес он на лестничной площадке, – спаси и сохрани меня от летающей посуды, прыгающих шкафов и кусающихся кроватей. Если уж дух завелось что-то, то пусть оно будет безобиднее тараканов, поскольку сам я в этой жизни кузнечик, и в дурдом попасть не хочу».

Он тихо открыл дверь, замер, прислушиваясь. В квартире было тихо. Тихо, как в склепе. Только в открытое окно доносилось гудение проезжавших машин и музыка из ближнего кафе. Чуть успокоившись, Артем приступил к следующему этапу проникновения в собственную квартиру: наклонился и как никогда бережно снял туфель. Потом снял другой туфель. Поставил его на полку рядом с первым и тут краем глаза заметил шевеление в коридоре. Медленное, осторожное, ужасающее.

Словно получив пинка под зад, Семин мигом выпрямился. Хотел заорать и заколотить в стенку, но в ту же секунду узнал собственное отражение в зеркале.

Он перевел дух, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и укоризненно произнес:

– Артем Степанович! Артем Степанови-и-ич! Зачем же ты так меня пугаешь, сволочь!

Несколько осмелев, он погрозил себе пальцем и двинулся по направлению к кухне. Кухня сейчас больше всего заботила его, поскольку имелись веские --">