Кристофер Мур - Ящер страсти из бухты грусти

что ему следует вести себя как подобает полисмену, но он просто стоял вместе с двумя санитарами Пожарной бригады Хвойной Бухты и таращился на Бесс, точно она была ангелом, только что надетым на верхушку новогодней елки. Тео думал о том, что пастельно-голубой оттенок кожи Бесс хорошо гармонирует с ее васильковым платьем и узорами на английском фарфоре, расставленном на простых деревянных полках в глубине комнаты. Часы показывали семь утра, и Тео, по обыкновению, был слегка обкурен.

Сверху до Тео доносились всхлипы: там Джозеф Линдер обнимал двух своих дочерей, еще не успевших ничего надеть поверх ночнушек. Мужского присутствия в доме не наблюдалось. Жилье было по-деревенски милым: некрашеные сосновые полы, корзины из ивовых прутьев, цветы, тряпичные куколки, маринады с травами в бутылях выдувного стекла; шейкерский антиквариат, медные чайники, вышивки, прялки, кружевные салфеточки и фаянсовые таблички с молитвами на голландском. Нигде ни одной спортивной страницы газеты, ни одного телевизионного пульта. Все строго на своем месте. Ни единой пылинки. Должно быть, Джозеф Линдер по этому дому ходил так легко, что не оставлял следов. Человек бесчувственнее Тео назвал бы его подкаблучником.

— А парень-то — подкаблучник, — произнес один из санитаров. Его звали Вэнс Макнелли: пятьдесят один год, низенький, мускулистый, волосы зализаны маслом назад — точно так же он носил их еще в школе. Время от времени по роду своих санитарных занятий ему приходилось спасать жизни — это служило логическим обоснованием тому, что всю остальную жизнь он жил болван болваном.

— Он только что нашел свою жену в петле, Вэнс, — изрек Тео поверх голов санитаров. В нем было шесть футов и шесть дюймов росту, и даже во фланелевой рубахе и теннисных туфлях он нависал над окружающими — когда нужно было показать, кто здесь власть.

— Она похожа на тряпичную Энн, — сказал Майк, второй санитар: ему было чуть за двадцать, и он не мог унять восторга от того, что его вызвали на первое в жизни самоубийство.

— Я слыхал, она аманитка^[3], — заметил Вэнс.

— Она не аманитка, — ответил Тео.

— Я и не говорю, что она аманитка, я просто сказал, что так слыхал. Я и сам понял, что она не аманитка, когда увидел на кухне миксер. Аманиты же не верят в миксеры, правда?

— Менонитка^[4], — высказался Майк со всем авторитетом, наслаждаться который позволял ему статус самого младшего по званию.

— Что такое «менонитка»? — спросил Вэнс.

— Аманитка с миксером.

— Она не была аманиткой, — сказал Тео.

— Но похожа на аманитку, — не сдавался Вэнс.

— Зато муж ее — точно не аманит, — сказал Майк.

— Откуда ты знаешь, — спросил Вэнс. — У него же борода.

— Молния на куртке, — ответил Майк. — Аманиты не признают зипперов.

Вэнс покачал головой:

— Смешанные браки эти. Никогда от них ничего хорошего.

— Она не была аманиткой! — заорал Тео.

— Думай, как хочешь, Тео, но в гостиной у них стоит маслобойка. Мне кажется, тут все ясно.

Майк поскреб полосы на стене под ногами Бесс, где ее черные туфли с пряжками оставили отметины, когда она билась в конвульсиях.

— Ничего не трогай, — велел Тео.

— Почему? — возразил Вэнс. — Она ж не может на нас орать, она мертвая. А ноги мы вытирали.

Майк отошел от стены:

— Может, она терпеть не могла, когда на ее чистый пол что-то попадало. Повеситься — вот единственный выход.

Чтобы детективные способности подопечного не затмили его собственные, Вэнс сказал:

— А знаете, у висящих жертв сфинктеры обычно разжимаются — ужасная пакость остается. Вот я и думаю: а сама ли она повесилась?

— Может, полицию вызвать? — спросил Майк.

— Я тут полиция, — сказал Тео. Он был единственным констеблем Хвойной Бухты — его выбрали восемь лет назад и с тех пор каждый второй год переизбирали.

— Нет, я имел в виду настоящую полицию, — уточнил Майк.

— Я вызову по рации шерифа, — сказал Тео. — Мне кажется, вам тут нечего делать, ребята. Может быть, позвоните пастору Уильямсу из пресвитерианской церкви, пусть подъедет? Я должен поговорить с Джозефом, и надо, чтобы кто-то посидел с девчонками.

— Они — пресвитериане? — Казалось, Вэнса это известие шокировало. В аманитскую теорию он всю душу вложил.

— Позвоните, будьте добры, — сказал Тео и вышел через кухню к своему «вольво». Он переключил рацию на частоту, которой --">