Грэм Грин - Киношка на задворках

движениями побрела к ложу. Сев на него, дама смятенно посмотрела на зрителей сквозь распущенные черные локоны — точь-в-точь озадаченная шотландская овчарка. Время от времени дама исчезала в каше точек, черточек и царапин. Субтитр объяснил, что «Помпилия, преданная ее возлюбленным Августом, хочет положить конец своим несчастьям».

Грэйвен понемногу привыкал к темноте. В зале сидело не больше двух десятков человек — несколько шепчущихся парочек и несколько одиночек, как он, все, как в холостяцкой униформе, в дешевых макинтошах. Они напоминали… трупы, и к Грэйвену вернулось его наваждение, его страх, похожий на ноющую зубную боль. Он, чувствуя себя несчастным, подумал: я схожу с ума, другие люди не чувствуют себя так… Даже заброшенный театр напоминает мне об этих бесконечных пещерах, где мертвые ждут воскрешения.

«Август, раб своих страстей, требует еще вина».

Тучный актер тевтонского типа средних лет возлежал, опираясь на локоть и обхватив за талию крупную женщину в некоем подобии ночной рубашки. Фальшиво дребезжала «Весенняя песня», экран мигал, наводя почему-то на мысли о несварении желудка. Кто-то на ощупь пробрался мимо Грэйвена, задев его колени, — кто-то невысокий: густая борода задела Грэйвена по лицу, и это было очень неприятно. Потом послышался долгий вздох — новоприбывший уселся в соседнее кресло; на экране же в это время события разворачивались с поразительной быстротой. Помпилия уже, кажется, успела заколоть себя кинжалом и лежала толстая, неподвижная, среди рыдающих рабынь.

В ухо Грэйвена прошептали:

— Что здесь?.. Она спит?

— Нет. Мертва.

— Убита? — с интересом осведомился сосед.

— Да нет, кажется, сама закололась.

Никто не шикнул на них: никто из зрителей не был заинтересован фильмом по-настоящему. В пустом зале царило утомленное безразличие.

Фильм пока не кончился: оставались еще дети персонажей. Неужели эта бредятина захватит теперь и второе поколение? Но маленький бородач рядом с Грэивеном интересовался, похоже, только смертью Помпилии. Само то, что он появился в зале именно в этот момент, приводило его в восторг: Грэйвен раза два слышал слово «совпадение». «Если подумать, это просто абсурдно», — шепотом бормотал сосед. И: «совсем нет крови…» Грэйвен не слушал: он сидел, зажав руки между колен. Он, как уже много раз прежде, думал о том, что ему угрожает сумасшествие. Надо собраться… взять отпуск… пойти к врачу… (Бог знает, какая инфекция поселилась в его венах!) Вдруг Грэйвен осознал, что бородатый сосед обращается к нему.

— Что? — раздраженно спросил он. — Что вы сказали?

— Крови, говорю, должно быть больше, больше, чем вы можете представить.

— О чем вы?

Когда сосед говорил, он обдавал Грэйвена влажным дыханием — кажется, даже с капельками слюны. При этом в его горле что-то булькало — неприятный дефект речи.

— Когда убиваешь человека… — начал он.

— Это была женщина, — нетерпеливо заметил Грэйвен.

— Какая разница.

— И вообще убийство тут ни при чем.

— Это неважно.

Кажется, они вступили в абсурдные, бессмысленные пререкания в темноте.

— Я-то, видите ли, разбираюсь в этом, — сообщил бородатый коротышка с невероятным апломбом.

— В чем разбираетесь?

— В таких вещах, — неопределенно ответил сосед.

Грэйвен повернулся, пытаясь разглядеть его. Никак сумасшедший? Может быть, это предостережение — смотри, мол, и ты можешь стать таким же и так же будешь бормотать бессвязицу, подсаживаясь к незнакомцам в пустых кинозалах… Только не это. Господи, думал он. Нет! Я не сойду с ума. Он всматривался, но видел только темный силуэт.

А сосед продолжал говорить сам с собой:

— Разговоры, разговоры… Говорят, что это все ради пятидесяти фунтов! Но это ложь. Есть ведь причины и причины — а они вечно хватаются за самую очевидную, нет, чтобы в ней корень посмотреть!.. Тридцать лет — одни рассуждения. Простаки, какие простаки… — добавил он почти беззвучно, все с теми же нотками самомнения в голосе.

Так вот оно каково — безумие… Но пока он это понимает, он сам нормален — по крайней мере относительно. Может быть, менее нормален, чем искатели любви из Гвардейского парка на Эджвейр-Роуд. Но более нормален, чем этот тип. Поэтому бормотание безумца под аккомпанемент расстроенного пианино сильно воодушевило Грэйвена.

Коротышка опять повернулся к Грэйвену, обдав его брызгами.

— Убила себя, говорите? Но кто это --">