Стефан Грабинский - Тень

зародилась его скрытая неприязнь к младшему Владиславу, парню с характером вспыльчивым, иногда даже чрезмерно горячим, но искренним и чистым, словно золото.

Когда они повзрослели то, гонимые унаследованной от меня страстью к приключениям, пустились по белу свету. Я не препятствовал, при условии, что время от времени они будут давать о себе знать или же наведываться сами. Тогда-то, одинокий, я и перебрался в здешние края и обосновался в этих лесах. Никто не знал, что я отец и что у меня двое сыновей. Вскоре я получил от Владека плохие известия о старшем брате. Збигнев сбился с пути истинного. Из авантюриста, в самом широком и прекрасном смысле этого слова, он превратился в человека подлого, личность ничтожную и вредоносную. О нем начали ходить странные слухи.

Это были бурные, неспокойные времена. Родной край понес множество жертв, было пролито много крови для высших целей.

Владек, благородный юноша, всей своей душой принадлежал делу — вроде бы он был одним из предводителей повстанцев. Збигнев же примерил на себя роль Иуды: как поговаривали, он был тайным агентом русского правительства, брал большие деньги.

Тогда-то на несколько дней ко мне пожаловал мой младший сын. В одной из стычек с москалями^[13] он получил огнестрельное ранение и вынужден был лечиться. Я с радостью принял его в отчем доме и скрывал от людей. Никто не мог и подумать, что в лесной сторожке находится раненый. Так, благодаря моим стараниям он быстро поправлялся…

Однажды ночью кто-то внезапно заколотил в дверь и, прежде чем я успел спрятать сына, через вышибленную дверную раму, сюда, в эту комнату, в которой мы сидим, ворвался Збигнев. Он был бледен как полотно: наши преследовали его, изобличив в измене. Он умолял о спасении, просил приюта.

Когда я нерешительно отказал, укоряя его, Владек, взвинченный до предела видом предателя, схватил ружье и выстрелил. Когда пуля промазала, он выстрелил во второй раз. Збигнев пошатнулся, что-то пробормотал и, хватаясь за сердце, рухнул замертво…

Это произошло внезапно, неожиданно, в мгновение ока. Я не смог воспрепятствовать братоубийству… Но следовало замести следы, я должен был спасти убийцу. В ту же ночь мы вдвоем похоронили труп в лесу, смыли кровь с пола. Владеку ничего другого не оставалось, кроме как немедленно скрыться. Перед рассветом, сменив одежду, он незаметно покинул дом. Никто его с тех пор не видел, никто о нем не слышал: пропал он без вести. Быть может, погиб… Он был вспыльчив и благороден…

Голос Жрэнцкого дрогнул. Он склонил голову на грудь и погрузился в угрюмое раздумье. Я не решался его прерывать, хотя целый рой вопросов стремился слететь с моих уст. Но он, видимо, хотел лишь немного передохнуть и сосредоточиться. Через какое-то время, взглянув на занавеску, он завершил прерванное откровение:

— Тогда я остался в этом пустом доме наедине с моей ужасной тайной. Я не осмеливался показываться людям на глаза, опасаясь всяческих расспросов, которые могли бы выдать моего сына. В конце концов, горе оттолкнуло от меня ближних; я начал избегать их, отвергнутый шумом безразличной мне жизни. Я был обречен на одиночество. Целыми вечерами я просиживал в этой комнате, при свете ночника, восстанавливая в памяти события той страшной ночи.

Странная апатия охватила меня. Я практически не двигался, не ел, не убирал. Толстые слои пыли покрыли предметы мебели в моем доме, неметеный долгое время пол разил помойкой. Я тогда совершенно опустился. Из этого оцепенения меня вырвало одно наблюдение, которое я сделал через неделю после происшествия.

Однажды вечером, сидя здесь же, у стола, я непроизвольно взглянул на занавеску и увидел это… Сначала я подумал, что это галлюцинация воображения, постоянно сосредоточенного на одной и той же картине; но ежедневные наблюдения убедили меня в том, что это не так, что тени действительно воссоздают сцену братоубийства. Тот, что слева — это точное отражение профиля Збигнева, стрелок же в мельчайших деталях воспроизводит черты моего младшего сына. Так они оба выглядели в тот момент. Даже движение падающего, этот судорожный рывок к сердцу — все зафиксировано с фотографической точностью. Случай безумный, невероятный, но все же истинный, истинный до ужаса…

Тут старик умолк и стал печальным взглядом блуждать по экрану. Побуждаемый непреодолимым желанием, я спросил его:

— Дело действительно загадочное. Но разве прежде, до этого --">