Антон Иванович Первушин , Олег Игоревич Дивов , Шимун Врочек , Мария Семеновна Галина , Василий Владимирский , Владимир Аренев , Вероника Батхен , Леонид Александрович Каганов (LLeo) , Вячеслав Михайлович Рыбаков , Кирилл Станиславович Бенедиктов , Александр Геннадьевич Щёголев , Сергей Токарев , Эдуард Вачаганович Геворкян , Алесь Куламеса , Ольга Дмитриевна Силаева - После Апокалипсиса

— Отобьемся, — сказал друг музыканта. — Вам ведь доводилось уже.

Пилот только покосился на него, усмехаясь полуприкрытыми марлей глазами.

— Устали мы очень, — сообщила мать пилоту, и тот, помедлив, решился:

— Оружие на изготовку. Первыми — мы с шофером, в десяти метрах парни, затем вы с дочерью. Инженер замыкает. Вперед.

Музыкант попытался сбросить автомат с плеча так же четко, как и все остальные, но магазин зацепился за металлическую застежку вещмешка, и оружие едва не вырвалось из рук. Музыкант только плотнее стиснул зубы и ребром ладони перекинул рычажок предохранителя. Пилот и шофер уже удалились на заданную дистанцию; из-под ног их, вспарывая поземку изнутри, взлетали темные полосы песка. Увязая выше щиколотки, наклоняясь навстречу ветру, музыкант двинулся за первой двойкой, стараясь ставить ноги в следы пилота. Рядом он чувствовал надежную близость друга, сзади тяжело дышала мать. С автоматом в руке музыкант казался себе удивительно нелепым, игрушечным — какой-то несмешной пародией на «зеленые береты». Никогда он не готовил своих рук к этому военному железу, но вот чужой автомат повесили ему на плечо, и теперь палец трепетал на спусковом крючке. Идти было очень трудно.

Они вошли в окно и в комнате сомкнулись. Пилот отстегнул с пояса фонарик.

— Дверь, — коротко приказал он, левой рукой держа на изготовку автомат.

Инженер и шофер прикладами проломили дверь, намертво завязшую в наметенном песке. Сквозь неровную пробоину пилот направил луч света в открывшуюся комнату и сказал:

— Вперед.

Музыкант, а затем его друг вошли в пробоину, навстречу своим тусклым, раздутым теням, колышущимся на стене.

— Все нормально, — сообщил музыкант, еще водя дулом автомата из стороны в сторону. Здесь было тише, и песка на полу почти не оказалось. В комнату втиснулись остальные.

— На лестницу, — сказал пилот. — Порядок движения прежний.

Они вышли на лестницу. Напряжение стало спадать: отдых неожиданно оказался совсем близким.

— Крысиных следов не видно, — проговорил шофер.

Тонкий слой песка покрывал ступени, смягчая звук шагов. В выбитых окнах завывал ветер, где-то билась неведомо как уцелевшая форточка.

— Интересно все-таки, мутанты это или пришельцы? — спросил друг музыканта, обращаясь к инженеру. — Что по этому поводу говорит наука? — Автомат он нес в левой руке, держа за ремень, а правую ладонь, оберегая плечо, подложил под лямку вещмешка.

— Разговорчики, — не оборачиваясь, бросил шедший на полпролета выше пилот.

— Как он мне надоел, — шепнул, наклонившись к уху музыканта, его друг. — Буонапарт…

— А ты представь, как мы ему надоели, — так же шепотом ответил музыкант. — Едим как мужчины, а проку меньше, чем от женщин…

— Прок, прок… Какой теперь вообще может быть прок? Протянуть подольше в этом аду?

Музыкант молча пожал плечами.

— А зачем?

— Чтобы спокойно было на душе, — помолчав, ответил музыкант. Он задыхался на долгом подъеме, сердце уже не выдерживало.

— Чтобы спокойно было на душе, надо оставаться собой. И когда берешь, и когда даешь. Не насиловать ни других, ни себя. Не обманывать принесением большего или меньшего количества пользы… проку, как ты говоришь… чем это естественно. Оставаться собой — максимум, что человек вообще может.

— И максимум, и минимум, — вставил все слышавший инженер. — Смотря по человеку.

— «Не измени себе, — ответил друг музыканта, — тогда ты и другим вовеки не изменишь…» Старик Шекспир в этих делах разбирался лучше нас всех, вместе взятых.

— Разговорчики, — повторил пилот. — Наш этаж. Налево.

Они влетели в квартиру, готовясь встретить засаду, ощетинясь стволами автоматов. В окна, прикрытые грязными стеклами, жутко заглядывала раздувшаяся, словно утопленник, луна. Мебель вполне сохранилась; на большом рояле в узкой хрустальной вазе стоял иссохший, запыленный букет.

— Крысиных следов не видно, — опять сказал шофер.

— Отдых, — произнес пилот долгожданное слово и первым содрал респиратор с лица и хлестнул грязной марлей по колену. На брюках остался рыжий след, облако пыли взвилось в черный, спокойный воздух.

— Хорошо без ветра, — сказала мать, — будто домой пришли, — она вздохнула. — Как хочется дом-то иметь!

— Потерпите еще несколько дней, — мягко проговорил пилот и ободряюще тронул женщину за локоть.

— Ты нам сыграешь? — спросила --">