Виталий Владимирович Держапольский , Наиль Эдуардович Выборнов , Бакалавр Зот , Инди Видум - "Фантастика 2024-60". Компиляция. Книги 1-22

поле и выбрался на разбитую проселочную колею, ведущую в Сычи. Посреди колеи, укатанной автомобилями, идти стало легче. Через пару-тройку километров колея уперлась в стандартный контрольно-пропускной пункт, оборудованный будкой и полосатым шлагбаумом. Возле шлагбаума прохаживался субтильный фриц. Лицо немца было замотано по самые глаза теплым шарфом крупной вязки. Время от времени оккупант хлопал себя руками по бокам и выбивал ногами дробь в жалкой попытке согреться.

— Че, сука, холодно? — прошипел Вовка сквозь стиснутые зубы, хотя ему самому приходилось не слаще. — Мерзни, сволочь, мерзни!

Но, подойдя поближе к посту, Вовка нацепил на свою чумазую мордашку (специально сажей извозил) идиотскую улыбку, разве что слюну не пустил от умиления. Фриц, который к тому времени тоже заметил паренька, поманил его к себе рукой. Вовка подошел, и, преданно глядя в глаза немцу, произнес, намеренно повышая солдата в звании:

— Гутен таг, херр официр! Подайте, Христа ради, на пропитание!

Немец, раздувшийся от важности, выпрямил сутулую спину и похлопал мальчишку по шапке:

— Кароший мальшик! Гут!

Затем он вытащил из кармана серой солдатской шинели большой кусок замерзшей шоколадки, завернутый в фольгу, и протянул её Вовке:

— Бери. Кушайт. Вкусно.

«Чтоб ты подавился своей шоколадкой!» — подумал мальчишка, но вслух униженно произнес, хватая сладость дрожащей рукой: — Спасибо, херр официр! Да здравствует Великая Германия! — шурша оберткой, добавил он, набивая рот большими кусками шоколада. — Фай Фифлер!

— О! Гут! Хайль Гитлер! — радостно подхватил «ганс», не замечая явной насмешки над официальным приветствием гитлеровцев. — Мы, немцы, есть действительно великий нация!

— Я! Я! Фефикая нафия! — брызгая коричневой слюной, словно китайский болванчик мотал головой Вовка.

Он наклонился и пролез под опущенным шлагбаумом.

— Ауффифорзеен, ферр офифир! — прошамкал он на прощание набитым ртом, но немец уже потерял к нему всякий интерес. — Вот и ладушки! — произнес Вовка любимую присказку Кузьмича. Дорога в Сычи была свободна.

До околицы крайнего дома мальчишка добежал минут за двадцать. Этот некогда добротный домик оказался разрушенным и нежилым. Вообще вся окраина Сычей была изрядно порушенной и пустынной — когда-то здесь шли кровопролитные бои. По мере приближения к поселку ситуация менялась в лучшую сторону — уцелевших домишек становилось все больше и больше. Отремонтированные избы светились свежеструганными бревнами и досками — народ потихоньку обустраивал свой быт, постепенно привыкая к новой жизни под пятой ненавистных оккупантов. Фронт уже давно ушел за Байкал, а здесь тыловая тишина лишь изредка нарушалась боевыми операциями немногочисленных партизанских отрядов. Да и то, их активность с каждым годом снижалась — люди устали воевать, отсутствовало единое руководство, снабжение оружием и боеприпасами прекратилось несколько лет назад — воевали трофейным. Не сломаться и не сложить оружие партизанам позволяла лишь лютая ненависть к захватчикам: почти все в отряде потеряли за двадцать лет войны родных и близких, поэтому готовы были биться действительно до последней капли крови — им попросту нечего было больше терять в этой жизни. Но общей ситуации партизанское движение переломить не могло — немец как проклятый пер по бывшей Стране Советов, с трудом, но сметая сопротивление деморализованной Красной Армии.

— Эй, сопляк! — окликнул кто-то Вовку, засмотревшегося на пожелтевшую листовку оккупационных властей, предлагающую большое вознаграждение за сведения о дислокации партизанского отряда.

Листовка, приклеенная на заборе, уже порядком обтрепалась и выцвела, но мальчишка без труда узнал на фотографии Митрофана Петровича — командира отряда, за голову которого, помимо сведений, была обещана кругленькая сумма в рейхсмарках, солидный надел земли и ряд социальных поблажек. Вовка поднял голову, и нос к носу столкнулся со здоровым широколицым мужиком, который, облокотившись на забор, с недовольством взирал на мальчишку со стороны двора.

— Ты чего тут шаромыжишься? — обдав Вовку перегаром, проревел детина, почесывая заросшую недельной щетиной харю.

На рукаве засаленного тулупа мальчишка разглядел белую повязку полицая — хиви (Hilfswilliger — желающий помочь).

— Чё-то я тебя здесь раньше не видел! — продолжал докапываться к Вовке полицай, --">