Олдржих Соботка - Ариель

двенадцати лет в спортивной форме обычно наступает застой, а пятнадцатилетний возраст компьютеры еще много лет назад определили как непреодолимый барьер восприимчивости человеческого организма на многолетние перегрузки. Теперь оставалось ТОЛЬКО обеспечить точное выполнение предписанных тренировочных норм, ежедневно назначаемых компьютером на основании контрольных тестов и постоянных наблюдений. И Ганка была отдана на попечение заслуженного тренера Петра Казды.

С первых же минут, увидев бегущую по красно-коричневому овалу стадиона коротко остриженную девочку, он понял, что ему достался для огранки редкий экземпляр. Ее пружинистый, летящий бег был поистине божьим даром, скорость которого необходимо было лишь старательно развить и довести до наивысшей отметки. Ежедневные напряженнейшие, в четыре этапа, тренировки она отрабатывала с недетской целеустремленностью, не жалуясь и не высказывая претензий, свойственных ранним примадоннам, способная в любую минуту, несмотря на усталость, рассмеяться своим звонким, переливчатым смехом. Она всегда была готова скорее увеличивать нормы и не искала легких путей к успеху. После первого года специальной подготовки Ганка по всем данным вышла на уровень европейской элиты и в этом году, по прогнозам вычислительного центра и секции, должна была получить за свои достижения одну из сверкающих медалей чемпионата.

Тренер запросил у памяти компьютера последовательно все результаты тестов и соревнований нынешнего года. Как он ни старался, в рядах цифр он не мог найти ни малейшей лазейки, никакого ключика к разгадке падения Ганкиной результативности. Еще на мемориале Рошицкого она повторила европейский рекорд — 10,38. И вот всего лишь двумя неделями позже — ушат холодной воды в Лиссабоне! Срыв в забеге был как фальшивая нота в скрипичном соло, внезапной дисгармонией в чистой музыкальной фразе. В подготовке они определенно не допустили ошибки — в этом он был теперь уверен. И рекорд на мемориале Рошицкого это подтвердил. По заключению врачей, Ганка в день старта была абсолютно здорова — ключик был спрятан не здесь. И все-таки она пробежала на пять десятых медленнее того, к чему была подготовлена, а для спринтера это то же, что метр для прыгуна в длину. Неясное ощущение несоответствия, затуманенное как отражение в запотевшем стекле, не давало Петру покоя. «Надо еще раз обстоятельно поговорить с Ганкой», — решил он и выключил ЭВМ.

Он направился прямо к ней. Ганка как раз старательно разминалась на искусственном газоне перед вечерней тренировкой. Они поздоровались, улыбнувшись друг другу, оба были искренне рады, что снова вместе. За эти два года совместного каторжного труда у них сложились дружеские отношения, словно и не было между ними семидесяти шести лет разницы. Петр не принимал всерьез свои восемьдесят четыре года, он чувствовал себя все еще на вершине тренерских сил. К этой непоседливой девчушке он привязался с самого начала, будто она была его собственной внучкой.

— Утром я был в Центре, — начал он как бы между прочим.

— У Явурека? — выдохнула Ганка и замерла, перестав высоко поднимать ноги.

— Да, у Явурека. На «ковре»…

— Что он говорил?

На ее лице явно промелькнул испуг.

— Бушевал. Он с удовольствием бы разорвал тебя на части. Хочет исключить тебя из лиги…

— А за что? Тебе он то же самое сказал? — Ганка всхлипнула.

В эту минуту она напоминала ему беззащитного кролика, загнанного в угол львиной клетки. Только и остается, что плакать.

— Ясное дело. Невыполнение установленной результативной нормы! Полное поражение.

— Не ему говорить! — с вызовом выкрикнула Ганка и гордо вскинула голову.

— Послушай, Ганка, — Петр вопросительно посмотрел ей в глаза, — откуда ты его знаешь? Он тебе что-нибудь сделал?

— Нет, еще чего… — неуверенно сопротивлялась маленькая бегунья.

— Я должен составить справку для Центра, проанализировать работу и сделать выводы по поводу нашей неудачи. Нам надо вместе еще раз все досконально разобрать!

— Что ты хочешь еще разбирать?

— Твой забег. У меня концы с концами не сходятся. Тесты были безупречными, форма прекрасная, робкой тебя не назовешь, так в чем же дело, черт побери? Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Что еще тебе говорить, дед? Ну, не получилось, — попробовала уйти от ответа Ганка.

На ее не по-детски напряженном лице он прочитал тревогу, а привычные --">