Ясутака Цуцуи - Преисподняя

моти.^[2] Этими самыми моти он и подавился. Нобутэру хорошо помнил время, когда еды не хватало и постоянно хотелось есть. В детстве ему так и не довелось отведать моти, поэтому старик их обожал. Он хлебал суп и вдруг почувствовал, что не может дышать. Сунул в рот палец, чтобы вытащить моти, но, наслаждаясь едой, набил рот, точно обезьяна, так что только протолкнул лепёшку ещё глубже. Нобутэру не мог даже кашлянуть, в корчах повалился на пол, сознание померкло. «Неужели смерть? — мелькнуло в голове, а потом: — Это же я сейчас умру». Так умереть… Курам на смех! Из последних сил он выдернул изо рта вставную челюсть. Прилипшая к зубному протезу моти вытянула за собой застрявшую в горле часть лепёшки. Он был на волосок от смерти.

Сколько раз ему удавалось чудом избежать смерти? И сколько ещё раз предстоит с ней встретиться, прежде чем она наконец настигнет его? «Хватит с меня», — думал Нобутэру. Будь он помоложе, то, наверное, торжествовал бы, что избежал смерти, но сейчас он почти ничего не чувствовал.

Нобутэру забыл, что в молодости любил щегольнуть крепким словцом. Теперь же его выводил из себя любой пустяк, например, как разговаривает молодёжь. Он прямо-таки закипал, услышав «мне по барабану». Или: «Слышь, у тебя труба есть?» Что это значит? Хотя в детстве их разговор с Юдзо постоянно перемежался словечками вроде «сучок» или «чика», а в колледже девчонок он называл не иначе как «клёвыми чувихами».

Юдзо погиб, вторгнувшись с двумя молодыми дружками на территорию, которую держала другая банда. Ему и в голову не приходило, что его смелость, которую можно считать иллюзией, граничит со смертью. Не знал об этом и Датэ, шагавший следом за ним. Датэ было девятнадцать, и он боготворил своего босса. Стояла осень. Восемь часов вечера. Датэ шёл, втянув голову в плечи, подражая походке Юдзо. Вместе с Хаттори, другим подчинённым босса, они следовали по боковой улочке торгового квартала Мисуги — средоточия баров, ресторанчиков и прочих заведений с сомнительной репутацией. Здесь заправляли люди из клана Икаруга-гуми, поэтому чужакам — появись они там и будь замечены — это никак не могло сойти с рук. Однако Датэ ещё не был знаком страх смерти, Юдзо в его глазах был абсолютно неуязвим. Что может случиться, когда такой человек рядом? Обернувшись к Датэ, Юдзо ухмыльнулся:

— Ну что, Хорёк? На моё место небось метишь?

Такая у Датэ была кличка — Хорёк.

— Кто? Я? Да куда нам с грыжей. — Датэ был шутник.

Хаттори опасливо улыбнулся. Их «тройственному союзу» пришёл конец в тот момент, когда Юдзо пырнули ножом в живот. Четвёрка «икаругавцев» взяла Юдзо в кольцо и после короткой перепалки бросилась на него. Юдзо погиб не в разборке, как сказал одноклассник Нобутэру. Те, кто его зарезал, не знали, что он из клана Сакаки-гуми.

Юдзо опустился на землю, будто кланяясь своим врагам, и весь его авторитет в глазах Датэ рассыпался в прах. Как он мог так просто умереть?! Датэ и Хаттори немного отстали от Юдзо и остановились, когда началась заваруха. «Икаругавцы» ещё не заметили, что эти двое тоже заодно. И тут Хаттори, ни слова не говоря, рванул с места и бросился бежать, тем самым привлекая к себе внимание нападавших. Датэ последовал его примеру и, расталкивая прохожих, метнулся в тёмный проулок. У него под ногами будто разверзлась пропасть, хотя по всему он должен стоять на балконе небоскрёба. Вот какое это было чувство. На главной улице Хаттори нырнул направо, Датэ кинулся влево. Он благодарил себя за то, что не поддался охватившему его страху. Бежал, благодаря судьбу. Но услышав позади топот преследователей, почувствовал, как у него подгибаются колени. «Они меня убьют. Мне конец», — повторял он, стараясь не сбавлять темпа. Датэ свернул в боковую улочку, споткнулся о валявшееся на асфальте пластмассовое ведро, налетел на кого-то. Ему казалось, что он уже умер. Желудок, не замечая, что сознание уже переключилось на смерть, раздулся, словно накачанный воздухом, и казалось, того и гляди закупорит горло. Живот скрутила резкая боль. Он бежал, шатаясь от усталости и испуга, пока не очутился в узком переулке, служившим чёрным ходом хозяевам лавок и кафешек. Его охватил страх — если в таком месте его зажмут с двух сторон, бежать некуда. Задыхаясь и громко хрипя, он нырнул в следующий проулок. Впереди маячил страшный тёмный силуэт. Кто это? Один из них? Кинулся обратно. Проулки-закоулки… Где же наконец главная широкая улица? Вернуться бы сейчас --">