Антон Иванович Первушин , Евгений Юрьевич Лукин , Олег Игоревич Дивов , Сергей Васильевич Лукьяненко , Дмитрий Львович Казаков , Юлия Зонис , Юрий Николаевич Бурносов , Виктор Павлович Точинов , Вячеслав Михайлович Рыбаков , Кирилл Станиславович Бенедиктов , Андрей Тимофеевич Синицын , Сергей Жигарев , Дарья Николаевна Зарубина , Василий Иванович Мидянин - 2084.ru

Они все время улыбались, эти, принявшие друга. Им было хорошо.

Полицейские объяснили художнику, как он ошибается, и предложили ему на выбор три статьи УК, 129-ю, 130-ю, 282-ю. Или все вместе. Или быстренько принять друга по-хорошему. Художник только посмеялся, а зря. Он тогда еще не понял, до чего все в стране переменилось. Как теперь все будет быстро и эффективно. Понял, когда было уже поздно бежать.

Через неделю он стоял под дождем посреди чистого поля, обнесенного наспех поставленной изгородью из колючей проволоки, и таращил глаза на красивый решетчатый забор зоны А, правительственного санатория. К вечеру он уже помогал возводить бараки. Днем позже ему приказали строить некрасивый забор.

В лагере тогда было всего-навсего человек сто таких же «клеветников», «оскорбителей» и «разжигателей вражды к отдельным социальным группам». Правда, друзей видеть никто из экстремистов не умел, они так, путем умственных сопоставлений до верных выводов дошли. Или органолептическим методом, как уверял профессор Леонов. Говорил, что от человека, принявшего друга, за десять шагов несет гнилью.

Лагерники посмеивались, а Гуляев профессору сразу поверил. Он – видел. Этот – чуял. Должны были найтись и другие. И нашлись. Генка Бергман испытывал к принявшим друга чисто тактильное отвращение: не мог допустить и мысли, чтобы прикоснуться.

Хотя выглядели они, эти «новые люди», безупречно. И верное название себе придумали: действительно будто новые, как вчера с конвейера. Аж блестят. Аж тошнит от этого блеска. Другой бы на месте Гуляева порадовался: симбиоз с другом превращал заурядность в личность, а серую мышку – в красавицу. Друг не только делал человека здоровым, довольным и уверенным в себе, он выделял самые его интересные черты и подавал их в наиболее выгодном свете.

Это было бы очень мило, кабы не знать, что такое друг и какая на самом деле пустышка «новый человек». Какой это новенький, с иголочки, дурак. Ничуть не лучше того, что был. Но теперь это дурак самоуверенный и готовый с каннибальским простодушием устранять все преграды на своем пути в Светлое Будущее.

* * *

Он ждал увидеть хитрецов, проходимцев, идейных предателей, наконец, а это оказались просто образованные дураки. Существа опаснее любого иуды. Потому что образованный дурак всегда уверен в своей правоте – у него же есть диплом, а то и ученая степень! Как он может быть неправ?! И когда такой дурак умными словами, по-ученому, говорит из телевизора, какое великое счастье принесут Родине и всему человечеству друзья, он эту свою дурацкую правду вбивает обывателю как гвоздь в голову. Обыватель начинает верить. Подлеца обыватель печенкой подозревает, а образованному дураку он сдается без боя.

У Гуляева тогда нехорошо задрожала в руке лопата, но охрана приказала сначала сдать инструмент, а потом уж идти на лекцию. Слово-то какое нашли – лекция… Зоопарк. Цирк с конями. Сытые, гладкие, чистенькие агитаторы не выглядели особенно «новыми», они вообще не переменились, они были такими же точно, как их изображения на телеэкране. И все с тем же пафосом, с той же верой в свои слова, как раньше разглагольствовали о благе России и патриотизме, они теперь призывали несознательную часть «интеллектуальной элиты» послужить Родине в новом качестве – на стороне оккупантов… Пока шли разговоры о том, как хорошо человеку с другом, лагерники только кривили заросшие физиономии. Но когда раздалась фраза: «Мы же с вами интеллектуальная элита!», тут народ не выдержал. Охрана в те дни еще не вполне сжилась со своей палаческой ролью, да и «контингент» лагеря считался ценным. Поэтому до того, как началась стрельба на поражение, интеллектуальная элита успела выбить зубы прогрессивному мыслителю, а одну журнашлюху мужского пола втоптала в грязь едва не заподлицо.