Mikka Hope - Господин судья

нормальный наследник.

— Что вы хотели, лорд Патрик? — спросил я.

Меня слегка покоробило. Привыкнуть к тому, что теперь придётся думать о себе, как о мужчине было невыносимо.

— Ты… самозванец…

Я поморщился.

— Лорд Патрик, я занимаю своё место вполне законно.

— Ты женщина.

Зольдар рассмеялся.

— Поверьте, это мужчина.

— Император всё оформил так, что вам не оспорить моё положение. Хотя если есть желание, можете обратиться в высокий суд, но это можно сделать только после коронации нового императора. А сейчас покиньте дворец.

Я нашёл глазами Тома, который выполнял тут роль силача, и махнул рукой. Через минуту имел радость наблюдать за тем, как выставляют крикливого мужика за пределы дворца.

Зольдар провёл меня в гостиную. Я дождался пока лекарь уйдёт и вздохнул с облегчением. Из соседней комнаты на меня смотрел Александр. Я махнул рукой мальчику, и он подбежал ко мне.

— Как ваши успехи?

— Учитель говорит, что я молодец.

— Это хорошо.

Гувернёр подошёл к нам и сел рядом.

— Ваша Светлость…

— Не переживайте, Пьер. Нервы я вам ещё потреплю. Мне нужно будет несколько дней, чтобы прийти в себя после экзекуции.

— Я рад, Ваша Светлость, что вы вернулись, — сказал гувернёр.

Я немного помолчал, а потом спросил:

— Вы же из Сании. Скажите, вы ничего перед той войной не слышали? Как-то уж больно странно она началась.

Пьер немного помолчал, а потом дождался пока служанка уведёт Александра, и сказал:

— Я занимал довольно высокое положение при фаворите королевы Сусанне. Именно Жак занимался делами, а не королева. Я не знаю всего, но у духовников Алудиании есть тесные связи с нашим островом. Понимаете, в Вастаде до сих пор не забыли, что когда-то были независимы.

— А кто там главный?

— Его зовут Брайден Клиренел. Местные называют его последним королём островов. Вот только это не совсем так.

Я задумался, но мозги работать не хотели, да ещё и в виски застучало. Я поднялся и сказал:

— Спасибо за информацию.

Зольдар приходил ко мне каждый день. Он принёс специальные браслеты, которые нужно было носить месяц. А ещё лекарства, от которых у меня была рвота. Строгая диета, но есть все эти паровую птицу и салаты я не мог. Хотелось мяса жареного с пряностями и острым жгучим перцев. Но нельзя. Гувернёра я попросил увести Александра в загородный дворец. Я боялся, что сброшусь на мальчика. Чем больше ко мне ходил чёртов лекарь, тем хуже становилось моё состояние. Словно, кто-то затаскивал меня в чёрный омут депрессии.

Слуги старались не попадаться мне на глаза. Подчинённые приносили бумаги и стояли на вытяжку. Помощник второго судьи принёс бумаги с правками. Я даже не понял, что на меня нашло. Папка в прямом смысле слова полетела в голову помощника судьи.

— Не ругайтесь, — пролепетал парень. — Я составил документ. Судья его поправил и приказал так отнести вам, чтобы вы проверили и посмотрели эти правки. Если вы не найдёте ошибок, то я составлю нормальный документ.

Я постарался взять себя в руки и почитать документ. Мне стоило великих трудов удержатся и не рычать. Пришлось доставать свод законов и пытаться разобраться в путанице дела. Я рассматривал всю практику и закон. Работа увлекла меня, и через пару минут злость отошла на второй план. Я дал несколько весьма ценных указаний, поправил формулировки, а потом написал записку своему помощнику, чтобы приносил мне документы.

Вечерами, когда слуги уходили к себе, и дворец затихал, мне становилось ещё хуже. Накрывала паника и отчаяние. Я садился в кресло и повторял слова:

— Ничтожество, дибил, придурок.

Я сжимал кулаки и едва сдерживался, чтобы не пойти в ванную и не отрезать всё, что на тебе считалось лишним. Смотреть на себя в зеркало было невыносимо. Казалось, что из зеркальной глади смотрит откровенный урод. Головная боль от браслетов только усиливала отчаяние. Спать было сложно, почти невозможно. Я старался не плакать и постоянно поправлял себя, говоря:

— Ты теперь мужчина, а не женщина.

От этого становилось ещё противнее. Хотелось биться головой об стену и выть раненым зверем. От головной боли становилось ещё хуже. Голова болела так, что я боялся сойти с ума. Иногда я не мог ею даже тряхнуть, боясь, что вырвет. Ничто не приносило радости, ни развлечения, ни работа, ни книги, ни театр. В последний я сходил один раз. Мне показалось, что актёры на сцене воют, а не поют. Отсидев --">