Гурам Иванович Панджикидзе - Спираль

всаживает три пули в Дато Георгадзе, как привязывает к нему капроновой веревкой отрезок рельса, как топит в Куре.

— Поздно, сынок, но все же настал миг расплаты!.. — простонал он. Еще помедлил, еще раз окинул взглядом красивое, мускулистое тело, издал страшный, нечеловеческий крик и изо всей силы вонзил нож в живот.

О, какое облегчение!

Думал ли он, что месть столь сладостна!

Он тут же выдернул нож из живота и снова поднял его. Упершись рукояткой в стену, приставил острие к сердцу и всем телом рванулся вперед. Длинный, отточенный нож сначала как будто замер, затем разом вошел в тело и коснулся острием сердца. Какое блаженство! Он чувствовал, как сильное, тренированное сердце молодого человека дергается попавшим в ловушку зверьком, бьется о ребра, но не может увернуться от ножа. Еще один, последний толчок — и ненавистное тело превратится в безжизненный труп.

О, какую сладость доставило ему это движение! Припавшая к стене грудь издала стон — насаженное на острие, пронзенное насквозь сердце вздрагивало, как жабры выброшенной на берег рыбы.

Он повернулся и, не вытаскивая всаженного по рукоять ножа, медленным, очень медленным шагом двинулся в комнату. Ему не хотелось рухнуть в прихожей. Он кое-как доплелся до порога и осторожно опустился на пол.

Душа, душа Давида Георгадзе билась об изрезанную мерзкую плоть, как испуганная птица бьется о прутья клетки в надежде вырваться из ненавистного плена.

«Еще немного, Дато, потерпи немного, и я буду с тобой! Ты отомщен! Сейчас главное — как-нибудь выбраться из этой падали. Потерпи немного, сынок!»

Давид Георгадзе понял, что нож мешает ему избавиться от умирающего тела Рамаза Коринтели. Пальцы обхватили рукоятку ножа. На большее недостало сил. Ужас овладел им — вдруг не удастся выбраться из этого омерзительного трупа и он должен будет умереть вместе с этой падалью?!

Он собрал последние силы, крепче сжал рукоять и медленно потянул. Следом за ножом поднялась загустевшая кровь и закупорила рану.

Его охватило отчаяние. Ничего не получилось. Душе не было выхода.

И еще раз он собрал едва уже тлеющие силы и волю, в последний раз пытая счастье. Он понимал: или сейчас освободится, или навечно застрянет в ненавистном теле.

Еще раз рванулся в изрезанную грудь, как загнанный в клетку леопард.

И вдруг ощутил удивительную легкость и свободу. Вдохнул живительный, полный кислорода воздух. Неужели он избавился от тела Коринтели?

Еще одно старание, еще один рывок — и душа академика Георгадзе взмыла в небо.

— Иду, сынок, иду! Скоро буду с тобой! — кричал он ввысь.

Миллионным эхом разлетался голос Георгадзе по безбрежному простору.

А его несло все выше и выше. Стремительно пронзал он черное пространство, словно стремясь догнать собственный голос, который тонул и исчезал далеко-далеко в бесконечности.

Мерцающая чернота неба постепенно уподоблялась огромному, бескрайнему кладбищу, где над каждой могилой сияла звезда.

Примечания

1

Батоно (иногда — батони) — вежливая, почтительная форма обращения, зачастую заменяющая несвойственное грузинской речи обращение по отчеству.

(обратно)

2

Калбатони, калбатоно — вежливая, почтительная форма обращения к женщине.

(обратно)

3

Коник — деревянная палка, опирающаяся на верхний жернов и при движении его трясущая лоток, из которого сыплется зерно.

(обратно)

4

Уверенный (нем.).

(обратно)
--">