Леонид Александрович Каганов (LLeo) - Чёрная кровь Трансильвании

рад меня видеть, но лицо его оставалось таким же унылым, а при свете свечей выглядело и вовсе жутковато.

— Главное, не смотри на лицо, — Матей словно читал мои мысли. — Я сейчас улыбаюсь тебе во всю варежку. Но лицо не работает. Ты, главное, поначалу не пугайся, а потом привыкнешь. Все привыкают. Ты-то мне рад?

— Еще как! — ответил я честно. Действительно был дико рад его увидеть.

— Сразу хочу попросить, — перебил Матей. — Петра сказала, что ты беспокоишься из-за ваших отношений и чувствуешь вину.

— Матей, не надо сейчас об этом… — поморщился я.

— Надо, — твердо ответил Матей. — И надо именно сейчас, с самого начала, чтобы это не повлияло на нашу дружбу. Я попал под кобальтовые бомбы и стал инвалидом. Просто, чтоб ты знал и больше не задавал вопросов. У меня даже не может быть детей, проблемы с координацией, и вообще я решил посвятить жизнь науке. Я сам сказал Петре, что у нас все кончено, и попросил ее начать встречаться с тобой, моим лучшим другом.

— Вот как? — Я ошарашенно стянул парик. — Встречаться со мной?

— А ты бы на моем месте поступил иначе?

— Не знаю, Матей… — вздохнул я. — Давай не будем об этом. Расскажи, как ты добрался?

Я щелкнул выключателем, задул свечи, и, как всегда, вампирское очарование подвальной комнатки исчезло вместе с полумраком. Стали видны слоящейся хлопья нитрокраски на стенах, проводка, вентиляционная гофра под потолком и рваные шляпки шурупов, скрепляющих постамент гроба.

Пока я снимал с себя ветошь, оттирал грим и натягивал рубашку, Матей рассказывал, как его чуть не ссадили с поезда на натовской границе, потому что подумали, будто он диверсант и провозит на оккупированную территорию оружие. А он вез самые обычные приборы, каких навалом в любой лаборатории. Хорошо, что один из натовцев слегка понимал в физике.

Мы вышли из замка через черный ход, обогнули розарий и зашли к дядюшке Габи выпить по бокалу вина за встречу. Ведь не виделись больше года. Матей сел так, чтобы оказаться к залу спиной, и я понял, что у него после контузии завелась привычка прятать лицо.

— Матей, а чем ты так разозлил декана, что он тебя отчислил? — спросил я.

Рот Матея скривился еще больше, он качнул головой.

— Это тебе так сказала Петра? Никто никого не отчислял, просто университет временно распустили на каникулы. Знаешь, когда в городе каждую неделю ракетные бомбежки, не до университетов…

— В интернете пишут, ракетных бомбежек давно нет, — удивился я.

— А что они вам ещё напишут? Йасса лежит в руинах, ракеты бьют по графику. Я тебе покажу потом фотки с мобильника… — Матей умолк и залпом осушил бокал.

— Так значит, тебя не отчислили, с деканом ты не ссорился, и никакого реферата про графа Дракулу не писал?

Матей пожал плечами.

— А что я по-твоему должен был рассказать Петре, если звонил по мобильнику с границы между правительственной зоной и натовской?

Я вскинул брови.

— Думаешь, они прослушивают мобильники? Откуда у них столько переводчиков?

— Откуда я знаю, может, у них роботы ключевые слова пишут? Решил не рисковать.

— Хитер! А я уже представил себе эту картину, как ты машешь рефератом перед деканом по физике, а декан орет, что ты провинциальный мальчик из туристической деревни, совсем спятивший на своих вампирах…

— Декан по физике не бывает, — деловито поправил Матей. — Декан — это декан. Кстати, доктор наук и вообще очень грамотный мужик. И тоже лютеранин, между прочим.

— Так, значит, ты специально наплел ерунды? — улыбнулся я. — Рад, что у тебя голова варит.

— Сомневался?

— Ну… Просто читал в интернете, что контузия — это что-то с рассудком. И когда Петра съездила к тебе в йасский госпиталь, долго ее расспрашивал, как ты…

— А она?

— Сказала, что никаких новых странностей у тебя не добавилось.

— Это она зря, — серьезно сказал Матей, глядя мне в глаза, и вдруг со всего размаха грохнул бокалом об пол, даже не посмотрев на прыснувшие во все стороны осколки.

Я недоуменно замолчал.

— Ты знаешь что-нибудь про графа Кавендиша? — поинтересовался Матей как ни в чем не бывало, продолжая смотреть мне в глаза.

— Нет.

— Это был самый гениальный физик в истории человечества! Граф!

Дядюшка Габи принес новый бокал и хмуро поставил перед Матеем.

— Аккуратней, будь добр, — пробурчал он.

— Простите, дядюшка Габи, — кивнул Матей и снова повернулся ко мне. — Ты знаешь, что говорили --">