Андрей Аратович Хуснутдинов - Данайцы

Прогулявшись к пасмурному морю, мы с Юлией поужинали тем, что нашли в холодильнике, и легли спать довольно рано, что-то около восьми часов. В два часа ночи я проснулся оттого, что почувствовал, что Юлии нет рядом со мной. И в самом деле: ее половина постели пустовала. Одевшись, я вышел из дома. Входная дверь была не заперта. В свете луны – тяжелом, свинцовом полумраке – рядом с нашей машиной я разглядел другую, черного или, быть может, темно-синего цвета, с зажженными подфарниками. Вокруг дома ходили какие-то люди. У каждого из них был фонарик, благодаря чему я мог без труда пересчитать незнакомцев – четверо. Они о чем-то говорили между собой, однако я не разбирал отдельных фраз или слов. Тем не менее было очевидно одно: что они прицениваются к дому. Самый рослый из четверки, судя по высоте, на которой порхал его фонарик, был их проводником, ибо фонарик его не только взлетал выше прочих, но и двигался быстрее, вычерчивая в темноте сложные траектории, за его лучом обычно следовали остальные. Я не стал окликать этих людей, но, убедившись, что жена не выходила из дома, запер дверь и продолжал искать ее внутри. Я нашел Юлию в кабинете. Она спала на диване. Разбудив ее, я спросил, почему она ушла из спальни и открыла дверь. Она ничего не ответила и отвернулась к стене. Тогда я возвратился на крыльцо и продолжал следить за незнакомцами. Фонарики скучились возле бельведера и, сколько я мог судить, теперь были неподвижны. Раздавалось странное, похожее на шум разрываемой бумаги, приглушенное шарканье. «Да какого черта», – подумал я и решил пойти узнать, чем заняты наши полночные гости. Как-никак, а уже наполовину я чувствовал себя хозяином дома. Не слышать моих шагов по сухой листве незнакомцы не могли, а между тем они ничуть не реагировали на мое приближение. Но это еще куда ни шло. В перекрестном свете фонариков, прикрепленных к колоннам бельведера, я увидел, что они выкапывают в земле прямоугольную яму. Это была могила. Дар речи покинул меня, с открытым ртом я глядел, как яма наполняется бурлящей водой, как методично незнакомцы погружают в нее свои лопаты и, по-прежнему не замечая меня, обмениваются репликами на каком-то неизвестном, лающем языке…

Никогда, ни до, ни после в своей жизни, я не испытывал ничего более гадкого. Быть может, я оттого так подробно и описываю этот кошмар, что отношусь к нему не как к мистическому знамению, но как к действительному происшествию – я не шучу. Да и как относиться к нему иначе, если события следующего дня есть прямое его продолжение – его, и ничего другого, ибо никакой связи между этими событиями и всем, что было накануне, я не вижу.

Начать с того, что поутру я и в самом деле не обнаружил Юлии рядом с собой (хотя обычно просыпаюсь первым), а нашел ее сидящей в бельведере. И с каким выражением на лице она встретила меня! Ведь можно было подумать, я смертельный враг ее и иду к ней не с тем, чтобы пожелать доброго утра, а чтобы ударить. Это, по-моему, была первая наша крупная ссора после свадьбы. Впрочем, бушевал я один – Юлия и голоса не повысила. На ней был широкий грубый свитер, она куталась в него от ветра, но вместе с тем давала понять, что прячется не столько от ветра, сколько от меня, от моего голоса. Она была красива как никогда – зла, сдержанна и красива, – и это только распаляло меня. Господи, и чего я ей только не наговорил. Я думал, что между нами все кончено, что я потерял ее навсегда, и старался уколоть ее побольнее, унизить так, чтобы помнить хотя бы ее унижение.

Потом, вернувшись в дом, я с грохотом ходил по комнатам, ронял какие-то чернильницы, книги, искал лестницу на второй этаж, но, не находя ее, опять что-то ронял и даже умудрился рассыпать коробку с гвоздями. Во мне боролись несколько взаимоисключающих порывов. Я хотел поскорей уехать из этого чертова дома, но в то же время хотел снова видеть Юлию, хотел мириться с ней и обижать ее, хотел идти искать хозяйку, сбивать ее в цене – в общем, вел себя как ребенок. Юлия ушла на берег, я включил телевизор и листал старые журналы. Чем больше я приходил в себя, тем больше был готов сгореть со стыда. Впервые со вчерашнего появилось солнце. На одном из шезлонгов сидела огромная чайка. Я прочел от корки до корки статью о выращивании тепличных помидоров, запер дом и тоже пошел к морю.