Дарио Тонани - Легенда о Великой волне

о том, что такую дрянь можно съесть на ужин, Найлу чуть не вывернуло наизнанку, но перед экипажем она, конечно, виду не подала.

Можно было подумать, что еще до того, как гарпун нанес свой смертоносный удар, кита втянуло в водоворот и перемололо с чудовищной силой, превратив в кусок бесформенной массы и нанеся на кожу глубокие порезы, из которых теперь струился песок.

Нужно удостовериться, что рыбина сдохла, а потом отправляться на поиски тех, кого дюна сожрала у всех на глазах. Может, кому-то удалось спастись? Найла увидела, как трое выбираются из песка и с трудом поднимаются на ноги. Спрашивать не пришлось – по их взглядам стало ясно, что больше живых найти не удастся.

Подойдя к киту сбоку, Найла наклонилась, зачерпнула ладонью песок, сыпавшийся из туши, и пропустила его сквозь пальцы. Песчинки были влажными и еще теплыми.

Опустив куфию, она понюхала руку.

Волна. Может быть, всего в полумиле от них. Маленькая, очень быстрая. И достаточно сильная, чтобы искромсать вот так старого кита, случайно оказавшегося на пути.

Судя по всему, волна перевернула на спину это дряхлое, брошенное стаей животное и протащило в глубине песка метров сто.

Найла окинула взглядом дюны: до самого горизонта снова простиралась гладь – значит, волна прошла тут не меньше чем неделю назад. А может, даже больше.

Вытерев руку о штаны, девушка уставилась на лишенный века, водянистый глаз существа. Диаметр почти пять пальцев, жирная прозрачная мякоть, внутри которой играли радужные блики, убегая в черный как смоль зрачок. Многие капитаны считали глаз кита лакомством и ели сырым, шумно высасывая маслянистую жижу. Найла же использовала его как средство от бородавок и основу для смягчающих компрессов. Кожа вокруг глаза загрубела; хорошо еще, что после яростного удара волны он остался цел.

Найла наклонилась совсем близко, вгляделась в огромный зрачок…

И тут же отшатнулась. Сглотнула.

В его глубине что-то шевелилось – она могла в этом поклясться!

Задыхаясь от страха, девушка вытащила нож, но чья-то рука сжала ее запястье:

– Нет! Кит еще жив!

Найла повернулась и в упор уставилась на жестяного человека. Слепой, слепой, а как ему удается постоянно оказываться в нужном месте в нужное время?

– Что ты тут делаешь, предсказатель наш?

– Это я должен у тебя спросить. В твоем-то положении нужно быть осмотрительнее, капитан, и не охотиться самой на дюнах.

– Поучить меня решил? – резко бросила Найла. Но самой себе была вынуждена признаться: Азур появился очень вовремя.

– Нет, просто хочу, чтобы ты кое-что увидела. – Одной рукой механокардионик крепко держал веревку от гарпуна, воткнутого в четырех пальцах от сердца кита. – То, о чем я не успел рассказать раньше…

Найла сунула нож в ножны и скрестила руки на груди.

– Знаешь, что увидело животное, прежде чем его снесла волна? Можно сказать, всю свою жизнь. Даже то, что случилось десять лет назад и раньше. Говорят, за секунду до смерти вся жизнь проносится перед глазами и воспоминания всплывают на поверхность памяти. Как дохлые рыбины брюхом кверху.

Подойдя к крыльцу и задрав голову, Элиа щурясь смотрит на раскаленную сковородку неба.

Их корабль из железа и картона привязан веревкой к большому камню, который служит и якорем, и битенгом. Вчера они играли с суденышком весь день, и теперь оно выглядит потрепанным и покосившимся, будто пережило жуткую грозу. Элиа самый маленький из всех ребят, поэтому и удостоился чести забраться на корабль, пока мальчишки покоренастее толкали тот изо всех сил, выполняя роль двигателей. Найла, изображая капитана, придумывала невероятные истории о том, как их корабль чудом спасался от преследователей или кораблекрушений, и вопила во всю мочь. Эта девчонка ни за что не дала ему покомандовать. Просто отвесила подзатыльник, и все. И хотя Элиа в долгу не остался, ему пришлось смириться.

Мальчик встает на ноги и пытается выпрямить покосившуюся дымовую трубу.

Какой-то странный запах. Элиа принюхивается.

Между колес валяется трупик песчаного воробья – горстка косточек и перьев. Элиа наклоняется, берет его двумя пальцами за крыло и бросает далеко-далеко. Будто бы ждет, что птица снова взлетит.

Потом пытается идти, но его покачивает. Да, ходит он пока куда медленнее, чем ползает. Поэтому мальчик снова встает на четвереньки и ползет подальше от корабля и груды раскаленных обломков, служащих ему домом. Здесь, на единственном платочке тени на --">