Евгений Иванович Филенко - Звездное эхо (Сборник)

оно пришлось на кульминацию очередного романа. Она обещала подумать, а наутро укатила на всю неделю к Андрею на дачу. Вернулась, а среди почты открытка: «Улетел на лунную базу. Оттуда в рейс. Ну и статуя же ты!» Почему, собственно, статуя? На что же он рассчитывал? Детство кончилось, школа позабыта, разошлись пути-дорожки! И был-то у них один только поцелуй — когда она училась в выпускном классе, а он уезжал куда-то на практику. Но это же не повод всю жизнь преследовать своими ухаживаниями в стиле провинциального ретро!

Теперь всему этому пришел конец. Долгожданный! Шестого предложения не будет. Но и облегчения нет. Пусто и горько на душе. Хочется пореветь, а слезы никак не идут, И сон не идет. Сердце болит — отчего? Раскаяние, запоздалые угрызения совести? Но она ни в чем ни перед кем не виновата!

В первом часу ночи, оглохшая от тоски, она уснула-таки. Прямо в халатике, свернувшись клубочком на диване. Ей приснился сон, будто бы совсем рядом, протяни руку и дотронешься, в неловкой позе лежит Алексей Пирогов. Он в скафандре, как на фотографии, что валяется в письменном столе под старыми журналами мод. И видно его лицо, но непонятно, жив он или мертв. Глаза по крайней мере закрыты.

3

Конечно же, его искали. Долго искали, прочесали всю трассу, по сторонам пошарили. А рыскать в Поясе Астероидов занятие неблагодарное. Здесь не то что рейсовый грузовик — целая эскадра затеряется. Никому и невдомек, что от скулового удара заклинило половину двигателей, потом сжатым выхлопом разнесло в клочья, и планетолет закрутился, как волчок. И долго еще волокли его куда-то уцелевшие движки, покуда их не срубило к дьяволу. То, что сохранилось от корпуса, вошло в поле тяготения этой плакетки — может быть, у нее даже имя есть — и нежно прилегло на ее груди.

Пирогов продолжал сопротивляться.

Вручную почистил систему аккумуляции, трижды плюнул через левое плечо и соединил контакты. Разряд пришелся в палец, хорошо — рука была в перчатке, — а тумблерная панель взялась разводами от перекала, пластиковые детали выгорели начисто. Пирогов подумал: не бросить ли ему все как есть, надежды-то никакой. Только разозлился от этой мысли, своротил панель, закоротил что можно и нельзя, заизолировал два, только два вывода и свел их воедино. Заискрило, ток есть, поступает снаружи! Солнце здесь небогато, но жить, как выяснилось, можно. Внутренне содрогаясь, прошелся еще по одной схеме. Безжалостно сдирал изоляцию, развинчивал обшивку стен, взламывал интегральные схемы. И в результате к исходу дня у него возникло освещение в приборном отсеке и два рабочих щитка в грузовом. Первым долгом он побрился, затем разогрел себе на ужин консервы и вскипятил в закрытой тубе какао. Прикинул на глаз — воды оставалось еще на трое суток. Если затянуть ремень, то хватит и на неделю. Если же за это время он не восстановит систему жизнеобеспечения, то смело может выйти на поверхность планетки и открыть гермошлем. А там — что вперед: абсолютный нуль или декомпрессия.

Время, время, время… Цейтнот.

«Ох, мне бы сейчас Танюшкины заботы», — как всегда, безотносительно к чему-либо, подумал Пирогов. У нее одна забота — не опоздать в бюро, а там хоть трава не расти. Поболтать с подружками о нарядах, о гастролях африканского джаз-рок-пульса, покурить в коридоре под испепеляющим взглядом ретрограда-шефа. Пойти в кафе в обеденный перерыв — и опоздать на полчаса к его окончанию. Опоздать после работы на свидание с этим лицедеем. Опоздать в театр, махнуть на все рукой и пойти на целый вечер, а то и ночь, в дискобанк… Или: прийти домой на радость бабушке и проваляться до полуночи на диване, закинув руки за голову и лениво следя за переливами световых абстракций видеомага под самую что ни на есть ультрамодную музыку. Ну куда ей, скажите на милость, спешить, когда впереди еще такая необозримая жизнь, а молодость кажется бесконечной?

Может быть, оттого и не принимала она Пирогова всерьез, что он спешил жить, на совесть отрабатывал каждый дарованный судьбой час. И не потому он так поступал, что все вокруг заняты тем же самым, а потому, что иначе нельзя. Иначе прогресс человечества застопорится. Парадокс стрекозы и муравья. Может ли стрекоза полюбить муравья?. Чушь какая-то.

Что он сделал не так? Почему не смог завоевать ее переменчивое сердечко? Или же он все сделал не так? Всю жизнь прожил не так и не для того? Ну, поцеловал, уезжая на практику. Если --">