Юрий Леонидович Нестеренко (Джордж Райт) - Приговор

человеческие.

Рогатые и клыкастые, они, очевидно, некогда были охотничьими трофеями

хозяина замка — но теперь, сгоревшие до кости, больше походили на морды

адских демонов, глумливо скалящиеся над участью своих былых победителей.

Из всей коллекции каким-то образом уцелело лишь чучело большой совы,

стоявшее на каминной полке. Заинтересовавшись, как огонь мог пощадить

птицу, я подошел ближе и уже готов был протянуть руку, как вдруг сова

резко повернула голову, шумно взмахнула крыльями и взлетела, едва не

зацепив когтями мое лицо. Я отшатнулся; обалделая спросонья птица

бестолково заметалась под потолком, стряхивая пыль и сажу со стен, пока,

наконец, не сообразила снизиться и вылететь в узкое окно. Я с

неудовольствием понял, что сердце мое колотится так, словно я и в самом

деле встретился с призраком. "Глупость какая", — пробормотал я и сделал

движение, чтобы повернуться и выйти из комнаты.

— Стоять! Не двигаться!

Голос, произнесший эти слова, явно не был голосом взрослого

мужчины. Но я отнесся к приказанию со всей серьезностью. В стране, где

двадцать лет идет гражданская война, запросто можно получить стрелу в

спину и от десятилетнего мальчишки. Тем более что он не выкрикнул свое

требование, как можно было бы ожидать от испуганного ребенка, а произнес

его твердо, но негромко — очевидно, учитывая, что я могу быть не один.

Стало быть, у парнишки есть кое-какой опыт… не хочется даже думать,

какой именно.

— Стою, не двигаюсь, — согласился я. — Ногу опустить можно? Боюсь,

на одной я долго не простою.

— Можно, но без резких движений, — серьезно разрешил голос. — У

меня арбалет. Пробивает любой доспех со ста шагов. И если ты думаешь,

что я не умею с ним обращаться — это последняя ошибка в твоей жизни. Ты

все понял?

— Да. Не сомневаюсь, что ты отличный стрелок.

— Теперь медленно повернись. И держи руки подальше от меча.

Я повиновался со всей возможной старательностью и смог, наконец,

увидеть обладателя голоса. Будь я суеверен, вполне мог бы принять его за

какую-нибудь лесную кикимору. Фигура ростом мне по грудь была закутана в

бесформенные серо-бурые лохмотья. Грязные жесткие волосы, тоже какого-то

темно-серого оттенка, торчали во все стороны; в них запутался лесной

мусор, они падали слипшимися сосульками на плечи и почти скрывали

чумазое лицо, на котором, впрочем, сверкали злой решимостью два больших

черных глаза. Правая нога — совсем босая, ступня левой перевязана

замурзанной тряпкой, из которой торчали грязные пальцы. Но главное — в

руках это существо и в самом деле держало взведенный боевой арбалет. Как

раз такой, с которым несложно управиться ребенку: не больше семи фунтов

весом, неполный ярд в длину, и вместо традиционного рычажного взводного

механизма — новомодный ворот. Отрадно, что технический прогресс

добирается даже в такую глухомань. Менее отрадно, что это достижение

прогресса нацелено мне точно в грудь.

— Теперь отвечай и не вздумай врать, — черные глаза впились

требовательным взглядом в мои собственные. — Кому ты служишь — Льву или

Грифону?

— Никому, — честно ответил я. — Точнее говоря, самому себе.

— Не увиливай! Кто твой сюзерен?

— У меня его нет.

— Разве ты не воин?

— Я — просто путешественник.

— Но у тебя меч!

— Я вооруженный путешественник. В наше время с оружием чувствуешь

себя спокойней, не так ли? — я с усмешкой кивнул на арбалет.

— Ты один?

— Да.

— И куда ты путешествуешь?

— Куда глаза глядят, — пожал плечами я.

— А война все еще идет?

— Да.

— И кто побеждает?

— Не знаю. По-моему, у них там сложилась патовая ситуация. Слишком

много народу перебито с обеих сторон, ни Льву, ни Грифону не хватает сил

для решающего наступления. Точнее, скорее это не пат, а цугцванг. Ты

когда-нибудь играл в шахматы?

Но мой вопрос был проигнорирован. Босоногий арбалетчик что-то

обдумывал, и я хотел уже воспользоваться паузой, чтобы попросить

все-таки опустить оружие, но меня опередили:

— Значит, у тебя нет обязательств ни перед одной из партий?

— Никаких, — ответил я и чуть было не добавил "гори огнем они обе",

но сообразил, что это, возможно, заденет чувства моего визави.

— И тебе все равно, кому служить?

— Я же сказал — я служу только себе --">