Владимир Евгеньевич Голубев , Вадим Вознесенский , Василий Владимирский , Константин Григорьевич Фрумкин , Алексей Константинович Смирнов , Мария Гинзбург , Николай Михайлович Романецкий , Майк Гелприн (Джи Майк) , Марина Леонидовна Ясинская , Журнал «Полдень, XXI век» , Наталья Валенидовна Колесова , Ольга Олеговна Дмитриева (olyauskova) , Виктор Инкин , Сергей Тараканов , Андрей Малышев - Полдень, XXI век. 2009 № 06

Взгляд старика такой же бесцветный и напрочь лишен эмоций. Ни интереса, ни даже скуки.

Звезды падают вниз, словно так заведено испокон веков. Старик отслеживает их движение, будто занимается этим с таких же давних времен. Мимо старика проходят люди — они все здесь заняты делом. Старик неуместен в этом муравейнике, но его никто не гонит. Почему — неизвестно. Он похож на душу пустыни. Даже не так — он похож на привидение. Но душа пустыни — звучит загадочнее.

Вероятно, его просто не замечают, как не видят неотвратимо, если говорить о вечности накатывающихся из-за горизонта песчаных волн.

— Паруса, — прокуренно сипит старик. — Дьявол побери — как бы я хотел снова увидеть паруса.

Вздрагиваю — разглядывая его, нечаянно оказался совсем рядом. Я обращаю на старика внимание уже не в первый раз и делаю это только потому, что тоже ничем не занят. Пока. Скоро это закончится — звезды перестанут падать на землю.

Старик говорит на какой-то смеси английского с немецким. Я без особого труда понимаю его речь. Она — словно потертая старинная карта с розами ветров, мифическими чудищами, белыми участками terra incognita и знакомыми очертаниями береговой линии.

— Паруса… — соглашаюсь я и на мгновение тоже поднимаю глаза вверх.

Паруса… Забыть, как они переливаются и играют радугой отражений, затмевая созвездия, невозможно. Старик отрывается от созерцания, медленно поворачивается и меряет меня презрительным взглядом.

Я вижу, как слезятся его глаза.

— Что ты понимаешь в парусах?.. — создается впечатление, будто он раздумывает, назвать меня сопляком или нет. — Курить есть?

Легко улыбаюсь — кому, как не мне, разбираться в парусах, — и протягиваю пачку.

— «Лаки», — старик кривится и вытаскивает сразу три сигареты, — говно.

Он отрывает и сует в карман выцветшего комбинезона катализаторы, извлекает из-за пазухи трубку и принимается крошить в нее табак. Я немного разбираюсь в курительных принадлежностях — время от времени по знаменательным датам пополняю коллекцию отцу.

Поликерамике, псевдоорганике, активным фильтрам и другим премудростям настоящий ценитель всегда предпочтет простую трубку из верескового корня-бриара. А пенка — вообще верх мечтаний. Изначально молочно-белый, пористый материал по мере употребления приобретает изысканный каштановый оттенок, однако курить такую трубку — святотатство. Цены на подобные вещи заоблачные.

Старик уплотняет табак в раритетной пенковой трубке, которой пользуется, судя по густому шоколадному цвету, давно и регулярно. Он щелкает дешевой одноразовой зажигалкой, затягивается, выдыхает клубы дыма.

Я вижу, как дрожат его руки.

— Паруса! — вздорным голосом повторяет старик. — Не эти ваши… ветряные мельницы. Настоящие!

Вот он о чем. Я тоже не признаю за паруса лопастно-роторные приводы океанских лайнеров. Наконец догадываюсь, кого мне напоминает старик в бесформенной серой робе, зато с ярким платком на голове, — старого пирата из детской сказки. И душу пустыни — он странный, этот старик, загадочный и влекущий, как древняя бумажная книга.

— Кофе? — предлагаю я, сам не знаю зачем, и понимаю, что теперь не скоро отделаюсь от собеседника.

Впрочем, сегодня я все равно никуда не тороплюсь.

Ионизированная плазма, циркулирующая вдоль линий магнитного поля. На пределе мощности такое парусное вооружение имеет радиус более сотни километров и суммарную площадь за четыре тысячи квадратов. Удельная тяга фордевинд^[1] в спорадическом потоке^[2] при грамотном счислении векторов искривления пространства сравнима с химическими двигателями. Могу вдаваться в подробности бесконечно, потому что я — начальник вахты внутрисистемного маневрирования. По-флотски — шкипер.

Старик рассказывал совершенно о другом. Стюард в секторе персонала приветствовал его, как старого знакомого, и назвал Ваном.

— Разве можно — в этом? — кивнул старик в сторону очередного челнока, приземляющегося в десятке километров на разгрузочные шахты. — Сатанинское порождение.

— Аппарат-транспортеры, — пояснил я. — На таких перегрузках человеку не выжить. Автоматика — заданный коридор, озон-регенераторы и посекундный трафик.

— Сатанинское, — подтвердил Ван.

— Сатанинское, — согласился я.

Мы пили кофе и потягивали коньяк. Сперва я немного опасался за старика, потом убедился, что алкоголь видимого --">