Татьяна Алексеевна Мудрая - Фантош

беспокоится. Говорит, как бы не пришлось с нею в море уходить, на приливную полосу. В восьмидесятых годах прошлого века такое рекламировали даже врачи, говорит.

— Я бы на вашем месте о таком даже и думать не смел.

Тихая вспышка характера. На самом деле — что ему до них? Его сын никогда не станет рисковать своей милой. Во всяком случае — в здравом уме.

— Иногда мне кажется, что моя Гаянэ собирается родить дельфина.

— Не шути так. Хотя отчего же такому не сбыться? Жизнь вышла из моря. Богиня родилась из морской пены.

— Теперь ты шутишь, верно?

Боорцоги кончаются чуть раньше кофе. Жена убирает столик вместе с посудой — от ножек на простыне остались вмятины, всё-таки он мало приспособлен к такому делу. Уносит прочь — споласкивать тарелку, мыть пустые кратеры из-под кофе, некогда кипевшего тяжёлой вулканической лавой.

Теперь, набравшись заёмной бодрости, можно одному похромылять в ванную — эвфемизм санузла. Неплохо получается, однако. Эрденэ успокаивает, что скоро восстановятся все до одной нарушенные функции. А как насчёт благоприобретённой агорафобии — с ней-то что будет?

Стены спальни-кабинета — граница личного государства. Кровать — укреплённый замок на холме. Клозет (очень уместное словцо) — место сугубой приватности. Даже если и есть прослушники (а их таки нет, Эрдэ бы точно знала) — журчание воды заслоняет шум мыслей. Шум в мыслях.

Здесь Алексей может упереться руками в специальные боковые поручни по краям — и всласть предаться воспоминаниям.

Вся история началась в разгар лета — июнь, август, может быть, самый конец мая, если погода была необычайно жаркой? Бог мой, как часто в последние годы случается необычное, аномальное.

Переходной мост, неровно покрашенный в извечный голубенький железнодорожный цвет поверх облупленной ржавчины. Перила, оковки бетонных ступеней, какие-то невнятные сетки на самом верху, над головой. Александр Беляев, «Властелин разума», там герой тоже ходил обряженным в похожую стальную паранджу. Экранировался от биотоков.

И молодая женщина, как ныне говорят, среднеазиатской внешности. Тоже вся в ярко-голубом: платье до колен, лента в гладких смоляных волосах.

Алексей бы и внимания на неё не обратил, но поймал затылком вопрос:

— Не знаете, электричка на Москву скоро пойдёт?

Голос был низкий, звонкий, удивительного какого-то тембра… позже Алек всё пытался воспроизвести его в голове, но не мог. Вот при ней самой — ещё как-то, а без неё — ну никак. А сейчас улыбнулся, ещё не разглядев хорошенько лица. Поймав уголком глаза.

— Через полчаса обыкновенный, а экспресс — на пять минут раньше, — ответил он. — Считайте, что вам повезло.

— Мне уже повезло без счёта, — отозвалась женщина.

Тут он, наконец, обернулся.

Азиаточка сжимала в охапке портфель, прижав к груди. Пухлый, старомодный и похожий на грудного младенца в конверте.

— Книги?

— Ну да. Учебники. Экзамен с плеч свалила.

И как-то, слово за слово, оба разговорились. Алеку было нелегко сдвинуть себя с тормозов: все мысли были о Ляльке, Елене, которая так внезапно, так подло бросила его одного с малым ребенком. Затверженный лейтмотив всей его жизни. Но сегодня был его час — и Алексей, недавний доктор физико-математических наук, который в поте лица зарабатывал лекциями на нянек и усиленное молочное питание, с неподдельным интересом выслушивал рассказ о том, как для сдачи кандидатского минимума пришлось прикрепиться к Боровицкому мединституту.

— В других местах за деньги, а здесь так согласились. Говорят, даже рады будем, городок захолустный, так хоть прозвучит. Все пятерки получила, — женщина похлопала портфель по выпяченному нутру. — Сегодня был последний экзамен, по специальности.

— Какая? — спросил из вежливости.

— Общая нейрохирургия.

Это не говорило ему практически ничего — разве что приходилось в надежде на приработок оформлять патенты: приборы с волоконными световодами и прочее. Там всегда присутствовала строка или другая насчёт использования в медицине — надо же предусмотреть все возможности.

Они спускались по переходному мосту — женщина спереди. От того, что она судорожно обнимала свою ношу, подол приподнялся до подколенок. Алек мимоходом отметил кривоватые ноги, слишком короткие для туловища. Словно у японки.

— Теперь дело за диссертацией, — из чистой вежливости заметил он.

— О, она уже, собственно, есть. Проблемы --">