Курт Воннегут - Дженни

Единственным, кто не участвовал в представлении, кто не дурачился себе же на потеху, был мальчик, предположивший, что внутри был карлик. Он не мог смириться с тем, что ошибся, и хотел разгромить актера правдой — Правдой с большой буквы. Когда-нибудь он станет ученым.

— Хорошо, — сказал мальчик, — если там нет карлика, то я знаю, как это работает.

— Как, милый? — спросила Дженни. Она не собиралась упускать ни слова, сказанного этим умным мальчиком. Как она его раздражала!

— Дистанционное управление! — сказал мальчик.

— О-о-о! — сказала Дженни. Она была польщена. — Это было бы здорово!

Лицо мальчика стало лиловым:

— Шутите сколько хотите, — сказал он, — но я прав и вы это знаете. — Он обратился к Джорджу: — А каково ваше объяснение? — спросил он.

— Три тысячи лет тому назад, — сказал Джордж, — султан Алла-бакар влюбился в мудрейшую, добрейшую, прекраснейшую женщину, жившую на этой Земле. Это была Дженни, рабыня.

Старый султан знал, что в его царстве будет вечно литься кровь, — продолжал Джордж, — потому что все, кто видел Дженни, сходили с ума от страсти. Поэтому он приказал своему придворному магу извлечь душу Дженни из ее тела и запереть в бутылку. Бутылку он спрятал в сокровищнице.

В 1933 году, — сказал Джордж, — Лайонел О. Хартлайн, глава «Центра бытовой техники», купил во время деловой поездки в великий Багдад загадочную бутылку. Он привез ее домой, открыл — и из нее вылетел дух Дженни, которому сравнялось три тысячи лет. Я тогда работал на их исследовательскую лабораторию, и мистер Хартлайн попросил меня подыскать Дженни новое тело. Так что я создал корпус холодильника с лицом, голосом, ногами — и управлением, настроенным на волю Дженни.

История была такой глупой, что я забыл ее, едва хмыкнув. Мне понадобилось несколько недель, чтобы понять, что Джордж не просто плел ерунду, а вкладывал в историю всю свою душу. Он подошел к правде о Дженни ближе, чем когда-либо смел. Он просто был поэтом.

— И — вуаля! — она перед вами, — сказал Джордж.

— Ерунда! — закричал умный ребенок. Но публика не поддержала его — и нкогда не поддержала бы.

Дженни глубоко вздохнула, вспоминая три тысячи лет в бутылке:

— Что ж, — сказала она, — эта часть моей жизни уже закончилась. Нет смысла плакать над разбитым кувшином. Шоу должно продолжаться.

Она скрылась в магазине, и все, кроме меня и Джорджа, устремились за ней.

Джордж нырнул в кабину грузовика, продолжая управлять ей. Я подошел к нему и просунул голову в окно. Он сидел внутри, и его ботинки ходили ходуном, пока Дженни чесала языком в магазине. Солнечным утром, в девять часов, он уже приложился к бутылке спиртного.

Когда его глаза перестали слезиться, а горло перестало жечь, он сказал мне:

— Не смотри на меня так, сынок. Разве ты не видел, что я выпил апельсинового сока, как хороший мальчик? Я ведь не пью натощак.

— Простите, — сказал я и отошел от грузовика, чтобы дать ему время собраться — и чтобы дать время себе.

— Когда я увидела этот прекрасный холодильник в лаборатории, — говорила Дженни, — я сказала Джорджу: «Это белоснежное тело мне подходит». — Она посмотрела на меня, потом на Джорджа, и на пару секунд замолчала и перестала улыбаться. Потом она прочистила горло и продолжила: — На чем я остановилась?

Джордж не собирался выходить из грузовика. Он смотрел сквозь ветровое стекло на что-то очень грустное в пяти тысячах миль отсюда. Он собирался провести так целый день.

У Джейн кончились темы для светской беседы, она подошла к двери и позвала его:

— Дорогой! — крикнула она. — Ты скоро выйдешь?

— Держи себя в руках, — сказал Джордж. Он даже не взглянул на нее.

— Все… Все в порядке? — спросила она.

— Прекрасно, — сказал Джордж, продолжая смотреть сквозь стекло. — Просто прекрасно.

Я пытался верить, что это — часть представления, пытался найти в этом что-то остроумное. Но Дженни не играла на публику. Ее лица даже не было видно. И она не играла для меня. Она играла для Джорджа, а он — для нее, и они делали бы то же самое даже посреди пустыни Сахара.

— Дорогой, — сказала Дженни, — внутри ждет много хороших людей. — Она была разочарована, и она хорошо знала, что я застал его с бутылкой.

— Ура, — сказал Джордж.

— Милый, — сказала она, — шоу должно продолжаться.

— Зачем? — спросил Джордж.

До сих пор я не понимал, каким безрадостным может быть то, что называется --">