Генрих Саулович Альтов - Сокровище погибшего корабля

и увидели их, мне захотелось поскорее удрать на поверхность… Молнии излучали какой-то совершенно фантастический свет — яркий, искрящийся, трепещущий. Красиво, но страшно.

Вы знаете, подводный мир богат яркими зрелищами. Если лечь на спину и смотреть сквозь волны на солнце, вы увидите изумительную игру красок. Но такой красоты мне еще не приходилось видеть.

Я даже не знаю, как об этом рассказать. Ну, скажем, возьмите бриллианты, сотни бриллиантов, увеличьте каждый из них до размеров крупного арбуза, бросьте в воду и осветите… Вода была зеленовато-синяя («Пытливый» затонул на небольшой глубине), очень чистая, а молнии излучали желто-оранжевый свет. Вся толща воды светилась переливающимися, сверкающими, ослепительно яркими красками — от лимонно-желтой до пурпурной.

Да, я забыл сказать, чю молнии двигались. Они плавали медленно, как большие медузы, и это создавало непередаваемую игру цвета. При выдохе из акваланга вырывается целая стайка пузырьков; так вот, самым изумительным было свечение этих пузырьков. Не знаю, в силу каких законов оптики так происходило, но каждый пузырек светился изнутри. Они отсвечивали красным, оранжевым, желтым, а вода имела более мягкую окраску — пурпурную, зеленоватую, голубую. Я никогда не думал, что сочетания красок могут быть такими шедрыми, буйными…

Кравцов поймал одну молнию, внимательно осмотрел ее. Мне показалось сквозь стекло маски, что он не очень доволен и чего-то опасается. То есть чего именно он может опасаться, я представлял. Но первый, так сказать, испуг прошел и не хотелось верить, что может произойти катастрофа.

Потом Кравцов спустился в трюм и начал отбирать молнии. Насколько я понял, он в первую очередь отбирал самые опасные. Я обратил внимание — они были ярче, светлее других.

А в общем возни с этими молниями было достаточно. Мы поднимали по две-три штуки. Кравцов ловил сеткой, передавал мне, а я уже вытаскивал их наверх и складывал в шлюпку. Когда набиралось штук двадцать, я брался за весла, греб к островку и укладывал молнии в неглубокую, прикрытую брезентом пещеру. Потом снова возвращался под воду, к Кравцову. Каждый час мы устраивали перерыв. К нам подходил катер («Гром» стоял примерно в двух кабельтовых от нас: Кравцов запретил приближаться), и, пока мы отдыхали, ребята меняли баллоны на аквалангах — сжатый воздух в этих аппаратах быстро расходуется.

Мы начали работу в одиннадцать часов. К шести вечера на «Пытливом» оставалось сотни полторы молний, не больше. Мы снова заправили акваланги; я рассчитывал до темноты все кончить. Но случилось иначе.

В первый момент я не сообразил, что произошло. Мы возились в трюме (молнии бегали, как живые, и не хотели идти в сеть), и вдруг я почувствовал, что наверху что-то не так. Вода как-то сразу потемнела, послышался глухой гул. А потом явственно донесся шум винтов. В таких случаях водолаз не ошибается, я понял: «Гром» уходит.

Это был шквал. Он налетел внезапно — осенью на Каспии случается такое. «Гром» не мог не уйти, иначе его выбросило бы на скалы. Он должен был уйти, не теряя ни одной минуты. У Воробейчика не оставалось времени предупредить нас, надо было спасать корабль. На месте капитана я поступил бы, конечно, так же.

«Гром» ушел, мы остались на Сломанной Челюсти.

Я вывел Кравцова на островок. Наверху творилось нечто невообразимое. Нам удалось выбраться на берег, добежать до пещеры и залезть под брезент. Мы сняли акваланги, отдышались. В пещере было светло и тепло от молний.

Потом навалилась темнота. Глаза устали от яркого света молний, и я почти ничего не видел. Да и что можно было увидеть?! Пещера находилась метрах в тридцати от моря. Волны с яростью наскакивали на островок, заливали скалы, вздымались в небо грязно серой стеной…

Все это произошло за какие-нибудь четверть часа, может быть, даже меньше. — Ну, как приключение? — спросил я Кравцова.

— Вполне, — ответил он. — Интересно, что будет дальше?

Этот парень, кажется, никогда не унывал. Я объяснил ему, что ничего страшного нет: отсидимся злесь, пока не пройдет шквал, потом вернется «Гром» и подберет нас.

— Все, как в приличном романе, — сказал Кравцов. — Кораблекрушение, необитаемый остров, сокровища погибшего корабля… Между прочим, еще никогда робинзоны не имели такой

--">