Песах Амнуэль - Я помню, как убила Джоша

правильный? Помню… не знаю откуда, не из школьных учебников, читала где-то, видимо, или в кино… В сорок шестом, когда война заканчивалась и русские топтались под Берлином, Черчилль, он был тогда первым камергером королевы…

— Королевы? — вопрос вырвался непроизвольно, это было так непрофессионально, что Шеррард закусил губу.

— Королевы, а кого же? В сорок шестом Черчилль летал к Трумэну, и они подписали пакт… Вроде того, что не нужно пускать русских в Берлин. И ещё решили сбросить атомную бомбу на японцев. Кажется, сбросили. Сбросили, да?

— Да, — коротко отозвался Шеррард.

— Ага, — удовлетворённо произнесла Эйни. — Правда, в другой моей памяти тоже сбросили, так что… И тоже на Японию. Американцы. А сэр Уинстон не дожил, его в сорок четвёртом похоронили, когда Гитлер взял русский город… как его… Ленинград, вспомнила. Сэр Уинстон… он, между прочим, был лордом-фаворитом короля, тогда ещё Георг был на троне… Черчилль понервничал, когда немцы вошли в Ленинград, и с ним случился удар. Что вы сказали, доктор?

Шеррард не говорил ничего; может, пробормотал что-то под нос, потому что концепция летела к чертям. Чем глубже пациентка погружалась в недра собственной памяти… двух своих линий памяти… её воспоминания становились всё более нелепыми. В сорок шестом Черчилль с Трумэном решали, взорвать ли бомбу. Черчилль умер в сорок четвёртом?

Шеррард молча встал, Эйни слышала, как шаги удалились, на мгновение стало совсем тихо, а потом рука доктора неожиданно оказалась на её плече.

— Вот, — сказал голос, всё такой же, без эмоций, без интонаций. — Я вам зачитаю из Британской энциклопедии. «В октябре пятьдесят первого года Уинстон Черчилль вновь стал премьер-министром в возрасте семидесяти семи лет…» Да, вот: «Черчилль скончался двадцать первого января тысяча девятьсот шестьдесят пятого года».

— Ах, это, — спокойно отозвалась Эйни. Неужели доктор верит всему, что пишут в справочниках, говорят по телевидению, показывают в кино, всему, о чём рассуждают знакомые, родственники?.. Если бы она верила так безоглядно, то давно сошла бы с ума. К психиатрам она ходила, принимала таблетки, от которых ей стало хуже, прошлое начало ветвиться с такой страшной непоследовательностью, что она испугалась и выбросила таблетки в унитаз на третий… нет, в другом своём прошлом — на пятый день. Это ужасно, она помнила, как мать умирала от рака, и помнила, как они с мамой ездили в Манчестер к деду, и помнила, как мама погибла в железнодорожной аварии под Ливерпулем, и помнила, как мама приехала к ней прошлой зимой, постаревшая, с выпадавшими седыми волосами… больше в памяти не сохранилось ничего… уехала мама? осталась жить? остров странного воспоминания посреди двух рек памяти. Так с ней тоже случалось — островки воспоминаний, никак и ни с чем не связанные, будто кадры из разных фильмов, случайно вклеенные…

— Можно мне встать? — спросила Эйни, но рука доктора прервала попытку пациентки приподняться.

— Не нужно. Вам удобно лежать, вам хочется расслабиться, голову повернуть к стене, это белый экран, на котором ваша память рисует такие яркие картины… Вы закрываете глаза, вам тепло…

Эйни не собиралась закрывать глаза, и тепло ей не было, в кабинете стало прохладнее, чем было, когда она вошла.

— Вы видите на экране картину и вам становится тепло, — говорил доктор.

Ей становилось холодно, напрасно она пришла, напрасно рассказала о Джоше, доктор ещё донесёт в полицию, это же не исповедь, у психоаналитика нет оснований хранить тайну. Напрасно она…

Эйни сбросила руку Шеррарда со своего плеча, села на кушетке, нащупала туфли.

— Я пойду, — сказала она.

— Хорошо, — в голосе Шеррарда появились наконец интонации. — Вы начинаете нелёгкий процесс выбора. Приходите ещё раз, и мы продолжим.

Доктор проводил пациентку до двери.

— Чек оставьте у секретарши. Она запишет вас на седьмое июля, раньше не получится. Десять утра — оптимально, нам предстоит много работы.

— Да, — пробормотала Эйни.

— Ник, спасибо за пациентку. Чрезвычайно интересный случай. Это не

--">