Аскольд Павлович Якубовский - На далекой планете

побриться. Какой сегодня день… А вдруг эта крикнувшая штука в роботе? Старик с подозрением уставился на него. Он вынул очки и просмотрел все его заклепки и сварочные швы. Все в порядке. И тут старику пришла одна мысль.

Если звук был, то робот должен услышать его.

В самом деле, это живая штука, он все слышит, все видит.

Может, робот услышал крик и засек все параметры — вибрацию, колебания, резонанс. Тогда он скажет. Он было уже сказал, но проверяет все. Робот-охранитель подозрителен и проверяет световые волны, звуки, и слышимые, и те, что остаются тайной для него самого.

— Ты что-нибудь слышал?

— Нет.

Снова крик!.. Старик поежился. И подумал, лучше спросить прямо. Роботы не лгут, этого за ними не водится.

— Ты услышал крик?

— Нет.

— Ты услышал?

— Что я должен слышать? — спросил робот.

— Крики. Меня позвали. Кто мог кричать?

— Я не слышал, — ответил робот. Но встревожился, крутнул башенкой. Теперь все, что в радиусе добрых пятидесяти километров, было проверено на возможность окрика старику. И не моргнул индикатор, робот не сказал ничего.

Старик ухмыльнулся: робот не услышал крика. Раз он не слышал его, то никто и не кричал. С собой-то можно быть откровенным, не хотелось ему слышать этот крик и призыв. Начал он слышать его давно, лет пять назад. Слышал то раз в год, то два или три раза в день. И не хотел ни слышать его, ни помнить о нем.

Робот этого не поймет.

— Ты мне веришь, робот? — спросил он. — А ты не верь, я очень хитрый старик, я всех обманул.

— Когда мы пойдем? — спросил робот.

И голубой свет осыпался с его клешней, с глазчатой башенки, а ноги его заторопились на месте.

Это был очень беспокойный робот, он не мог стоять, все вертелся, оглядывался. Поглядев на его солнечные батареи, на раскачивающуюся антенну с полированной чашкой направленного отражателя, старик подробно вспомнил «Фрам».

Где-то он сейчас?.. Пока старик приземлялся и робот устраивал ему здесь все хозяйство, тот улетел на тысячу парсеков. На обратном пути он вернется за стариком. Там и не догадались о его хитрости. Все было проделано на хорошем уровне — и командировка, и так осточертевшее резиновое лицо. Под ним чесалась и зудела кожа, проступал пот. Он даже без благодарности, а с злобным чувством швырнул маску в первый же разведенный им костер.

На корабле ему было оскорбительно носить маску молодого человека. Она была хорошо подогнана, но полет был долог. Постепенно под нею становились другими его черты. А посчитать накладные плечи, бицепсы, трицепсы и прочее. Все сняв, он даже не узнал себя, потому что за время полета привык к своему исправленному образу, был терпеливый старик. А все дело он затеял еще на Земле. Парень, что должен был лететь сюда, на планету Странностей, ботаником, был обманут им, заключен в силовое поле, которое распахнулось только сейчас. Странно, но он почти забыл…

Ничего, его робот заботится о нем, еды много. Парень, конечно, бесится. А вот он вопреки всему оказался здесь. И старика охватило торжество — и ушло. Он подумал, что если бы молодым одержал верх над столькими умными людьми, то у него билось бы сердце и озноб ходил по коже. А сейчас ничего такого не было, просто эти люди на Земле и корабле, целями которых были полеты в космос, жизнь, любовь, друзья, столкнулись с ним, многоопытным стариком, имевшим только одну цель. Да, пока они разбрасывали свою жизнь на полеты к чужим солнцам, на семьи, любовь и т. д., он стремился к одной великой цели. И потому у него хватило сил все сделать. Что же, он был старик, жил достаточно долго, он имел право на большую цель.

Пусть молодой друг бесится. Сейчас он уже выпущен на свободу, мчится в астропорт. Это он, между прочим, рассказал о планете фитахов — на свою голову.

Что-де летит на нее.

Ничего, молодых волнение только бодрит, а поражение учит.

Все хорошо.

Он, старик, бредет заповедной, даже тайной, планетой. (Всесовет скрывает ее), а ботаник учится терпеть поражение.

Он, старик, одолел барьер, который поставил Всесовет до точнейшего выяснения особых свойств этой планеты. Теперь пусть изучают хоть тысячу лет — ему все равно, он уже здесь.

И старик усмехнулся горькой улыбкой старости, добившейся превосходства над сильными и молодыми.

Добился. На какое время? Навечно! Эти растения обновляются, они вечно родят другие, и есть что-то в них, что переходит из одного в другое и тоже живет вечно. Вечная жизнь, вечные --">