Рэй Дуглас Брэдбери , Альберт Валентинов , Борис Антонович Руденко , Виктор Алексеевич Пронин , Михаил Николаевич Грешнов , Андрей Дмитриевич Балабуха , Юрий Степанович Моисеев , Андрей Михайлович Столяров , Андрей Всеволодович Дмитрук , Виктор Адаменко , Юрий Кириллов , Игорь Доронин , Иван Фролов , Виктор Николаевич Ягодинский , Андрей Костин , Владимир Титов , Нелли Ларина , Элеонора Александровна Мандалян , Александр Морозов , Дмитрий Александрович Поспелов , Владимир Иванович Пирожников , Геннадий Александрович Разумов , Людмила Петровна Козинец , Виктор Потапов , Роман Романов , Александр Зиборов , Михаил Беляев , Ариадна Ивановская , Григорий Евгеньевич Темкин - Фантастика 1985

настойчивости друга. Пушкин хитро поглядел и сказал: «Ах, какая досада! А зачем ты к Пимену пускаешь жену одну?!» Нащокин быстро сказал: «Так я же ее пускаю к старому Пимену, а не к молодому!» И оба весело рассмеялись. Потом Пушкин вдруг спросил: «Войныч, а где же твой обещанный сюрприз? Надуть меня хотел? Или забыл?» Нащокин обрадовался.

«Значит, помнишь еще? А он сегодня и будет. Который сейчас час?»-«Второй пошел?» — «Значит, через час ты его и увидишь». — «Что увижу?» — спросил Пушкин заинтересованно. «Сюрприз и увидишь.»-…загадочно сказал Нащокин.

Часа гулко пробили три. Вошедший слуга, приблизившись к Нащокину, что-тo тихо доложил ему. «Зови скорее», — сказал хозяин нетерпеливо. Повернувшись к Пушкину, добавил: «Сюрприз» Пришел. Готовься». В дверь как-то боком, неуверенно шёл небольшой худой человек. Пушкина поразили его глаза. Они были глубокими с расширенными зрачками. Но казалось, что смотрят они сквозь окружающие предметы. В руках вошедшего был ящик, перевязанный толстым ремнем.

«Позволь представить тебе, мой друг, господина Тирони. Он недавно приехал из Италии. И лучше, если он сам покажет свой сюрприз», — сказал Нащокин. Итальянец поклонился Пушкину, но ничего не сказал. Пушкин тоже промолчал, не понимая, что последует дальше. Итальянец поставил ящик на стол и стал развязывать ремни. После этого он снял верхнюю крышку ящика; и Пушкин увидел странное сооружение, состоящее из Длинного барабана, к которому была приделана ручка. Над барабаном находился тонкий железный лист, в середине которого торчало металлическое острие. Края листа загибались вверх и сужались. Получалось что-то похожее на тонкую металлическую тыкву, какие Пушкин видел в Молдавии.

Иногда их используют, вынув сердцевину, как посуду для жидкости.

Итальянец поправил какие-то крепления, покрутил ручку, которая повернула барабан. Тихо вздохнул и, наклонившись к металлической тыкве, приблизив губы к ее верхнему отверстию, вдруг запел. Манера пения Тирони была разительно отлична от того, как поют в России. Звук был не глубинный, рождаемый в недрах легких, а какой-то дребезжащий, вибрирующий и непривычно высокий. Но песня была красива. Нащокин и Пушкин обменялись восторженными взглядами.

«Это неаполитанская песня», — сказал итальянец. Замолчал и как будто ждал чего-то. Пушкин нетерпеливо посмотрел на Нащокина. «Зачем он притащил с собой эту штуку? — спросил он. — И зачем он пел в эту тыкву? Специально, чтобы создать неповторимый тембр?» Нащокин хитро улыбнулся и отрицательно покачал головой. «Ни за что не угадаешь, — сказал он. — Ведь это и есть сюрприз. Сейчас ты его получишь».

Нащокин кивнул итальянцу. Тот стал снова вращать ручку барабана. Что-то зашуршало. Послышались какие-то тихие скрипы. И вдруг из тыквы раздался голос, певший ту же неаполитанскую песню. Голос был похож на Тирони, хотя звучал слабее и как-то хрипловато. Но это было именно то исполнение, которое Пушкин слышал несколько минут тому назад. Он уловил и ту интонационную заминку в исполнении, что невольно отметил в пении Тирони. Во всем этом было какое-то наваждение. Тирони сумел засунуть свой голос в Тыкву, а теперь она возвращала его назад.

Нащокин был рад: друг был потрясен. «Как это он, Войныч?» — спросил Пушкин, недоумевая, когда повторенная мелодия окончилась, а итальянец опять молча стоял около стола.

«Пойдем покажу, — потянул Нащокин Пушкина к столу. — Видишь этот барабан? На него навернут металл, оловянный лист. («Это металл», — подтвердил итальянец.) Когда ты что-нибудь говоришь в это отверстие («В тыкву?» — переспросил Пушкин, а Нащокин подтвердил это кивком головы), то от колебания воздуха колеблется пластина вместе с острием. И на оловянном листе остаются вмятины. Вот они, видишь? А потом, если снова крутить барабан, то острие ощупывает вмятины и колеблется. А от этого и пластина в дне тыквы колеблется и порождает звучание. Понял теперь, что это — чудо. А если менять листы олова, то можно целую звучащую библиотеку создать!» Итальянец проворно отвернул крепления, снял барабан, убрал его в свой ящик, а оттуда достал и вставил в аппарат новый барабан, оловянный лист на котором был гладким — острие еще не касалось его. Нащокин легонько подтолкнул Пушкина к столу: «Теперь твоя очередь, друг мой. Почитай свои стихи, а потом мы их послушаем».

Александру Сергеевичу вдруг стало как-то не по себе. Детский страх охватил его. От аппарата веяло --">