Александр Владимирович Бирюк - В тупике

урегулированию в заливе Габес, наш президент присутствовал там в качестве главного арбитра. Министр же занимался исключительно подбором приемлемых вариантов. Понимаешь, Корней… — Грэма словно прорвало, — если его и убил человек, то это был совершенно не такой человек, которых мы привыкли видеть вокруг себя. Во-первых, это абсолютнейший сумасшедший. Или Парень Без Нервов. К тому же умеющий работать сногсшибательно быстро и даже более того: он способен растворяться в воздухе.

Он опять помолчал. Корней смотрел на море и жмурился.

— Короче. Его прикокнули в… запертой комнате! — наконец подсказал он.

Грэм кивнул.

— Так. — произнес он. — В некоторой степени это классическая загадка запертой комнаты. Но посложнее. Перед одним из заседаний этот министр в сопровождении своих телохранителей и некоторых чересчур уж навязчивых газетчиков отправился в… туалет. Конечно, в кабинку вместе с ним никто не пролез. Все сопровождающие остались перед дверью. Они ждали министра, ждали, но так и не дождались. Один из телохранителей обратил наконец внимание на то, что министр что-то уж сильно засиделся. Это ему показалось подозрительным. Он позвал, затем постучал, и наконец, не получив ответа, решился выбить дверь. Дверь отворилась, и все увидели…

— Картину в стиле Иеронима Босха. — сказал Корней, иронически поджав губу. — Я правильно угадал?

— Вообще-то правильно, — вздохнул Грэм. — Но лучше всего это описал бы не Босх, а Стивен Кинг. Министра разделали, как говядину в мясной лавке. Такое мог сделать только ненормальный. Парень Без Нервов. Это хуже Джека Потрошителя. Это страшнее. И Джек Потрошитель не мог проникать сквозь стены.

— И конечно выяснилось, что охранники заглянули в кабинку и проверили ее перед тем, как туда вошел министр?

— Естественно! — воскликнул Грэм. — Телохранители — опытные профессионалы, из тех, кому платят не только за сноровку тела, но и за сноровку ума. В кабинке никого не было. Это помещение метр на метр, не выше трех высотой, и в ней было только одно вентиляционное отверстие, забранное стальной сеткой. Но оно настолько узкое, что через него в кабинку мог проникнуть разве что червяк. К тому же сетка была вмурована в стену, и это позволяет думать, что этим ходом убийца не воспользовался.

— Была вмурована в стену?

— Туалет разобрали по кирпичику, искали потайной ход. — пояснил Грэм. — Конечно, такового не оказалось. Убийца не мог быть даже просто невидимкой — он именно РАСТВОРИЛСЯ в воздухе!

Корни сосредоточенно глядел в сторону моря.

— Какие еще необычные детали? — наконец спросил он.

— Вот еще одно… — сказал Грэм. — За то время, пока убивали министра — а это составляло не больше пяти минут — из кабинки не раздалось ни звука.

— Ни звука? — вдруг рассмеялся Корней. — Какого звука?

Грэм не обратил на эту реплику ни малейшего внимания. Корней просто раздражен, потому и столь язвителен.

— Сопровождающие уверяют, — невозмутимо продолжал он, — что после того, как министр закрыл за собою дверь, они больше ничего не слышали. Один из охранников говорит, что ему тогда и в голову не пришло прислушиваться, но он наверняка мог бы что-то услышать, невзирая на царивший в здании шум и гам. Хотя бы звук опускаемого на пол тела или шелест раздираемой одежды. К тому же за пять минут человека на кусочки не разрежешь. Сдается мне, что этого не сделать и за час.

Корней резко повернулся к нему и нервно пристукнул по столу костяшками пальцев.

— При известной сноровке, дорогой мой, — язвительно процедил он, — за пять минут можно сделать очень многое.

Он выжидающе поглядел на Грэма, затем спросил:

— Как вел себя министр до смерти?

— Был в ударе, — быстро ответил Грэм. — В полном смысле слова. На этой конференции он решал важные задачи… из тех, что могли уже решить наконец исход этих переговоров. Все складывалось хорошо, и прекрасно удовлетворяло обе стороны. После очередного заседания министр шутил, много смеялся. Переговоры могли кончиться удачно еще до конца недели… Конечно, вероятность этого была мала, но она все же БЫЛА! По крайней мере было ясно, что вот-вот что-то проклюнется. Президент рассказывал мне, что у министра в тот день был такой вид, словно ему на ум пришла какая-то сногсшибательная идея.

— Пожалуй, сногсшибательные идеи приходят на ум не только министрам, — сказал Корней.

— Ладно… — ответил Грэм. — Я расскажу --">