Евгений Владимирович Сапожинский - Залив 9/8

солнцем.

Платаны (и какой дурак посадил платаны в этом сквере, да какой это в таком случае сквер, скажите, если умеете говорить?) как-то не радовали, мне как-то больше по душе наши родные ели...  Да что я оттягиваю сюжет? За спиной послышалось гмыханье, да я ведь и сам веду себя не так уж редко подобным образом, только боюсь показаться глупым. Вежливое покашливание — так это надо назвать.

Перцуцац не таился. Если бы я не поленился обернуться, то заметил бы его чуть ли не за полкилометра. А мне было лень. Знаете, лень.

Ну так кто же он, Перцуцац? Таинственное явление инопланетного разума? Кто он, на хрен, мать твою перемать? Может, говно какое-то?

Может ли быть какое-то говно говнистее фашизма? А что такое фашизм? Геноцид? Да ведь есть херовина куда херовей. Психоцид. Это ведь похуже каннибализма.

Какого черта он, Перцуцац, наехал на меня, преследовал в моих снах? Неужели другой, более жирной свиньи у него на примете не было?

«Не успел постричь ногти на ногах», — подумал я, шевеля сандалией портрет Кати.

Я все никак не мог заговорить с монстром, этим воплощением зла. А сказать что-то надо было. Иначе, чувствовал я, моя жизнь была жалка и бессмысленна. Чего я добился, чего? Без малого сорок лет катался на электричке на работу, чтобы проклинать на ней мелких грызунов, и сам являлся при этом жалким зверьком с рыжей шкуркой?

Тут подошла и Наташа. Она не поленилась сменить треники на что-то более торжественное. «Ассистентка! — понял я. — Она его ассистентка!»

— Все, — сказал Перцуцац.

И было все.

--">