Рэй Дуглас Брэдбери - И не было ни ночи, ни рассвета...

поглядел в иллюминатор.

— Это тоже ненастоящее, — изрек он.

— Что? — спросил Клеменс.

— Все эти звезды. Кто и когда держал в руках хотя бы одну из них? Что толку попусту созерцать предметы, удаленные на миллионы и миллиарды миль. Все, что отстоит так далеко, теряет ценность и больше не беспокоит.

— Зачем же ты стал космонавтом?

Хичкок удивленно посмотрел в пустой стакан, крепко сжал его, отпустил и снова сжал.

— Не знаю. — Он провел языкoм по краю стакана. — Полетел и все тут. А сам-то ты знаешь, зачем делаешь то или это?

— Но ведь тебе нравится лететь?

— Не знаю. И да, и нет. — Глаза Хичкока обрели наконец спокойствие. Пожалуй, я полетел ради самого космоса, большого такого космоса. Мне всегда нравилось думать об абсолютной пустоте, где нет ни верха, ни низа, и о себе самом посреди этой пустоты.

— Ты никогда раньше не говорил об этом.

— А вот теперь сказал. Надеюсь, ты хорошо расслышал?

Хичкок закурил новую сигарету. Он часто затягивался, раз за разом окутываясь клубами дыма.

— Какое у тебя было детство? — вдруг спросил Клеменс.

— У меня его никогда не было. Это, пожалуй, будет почище твоих дикобразов. Как бы то ни было, тот «я» умер. Не желаю его вспоминать. Представь, что ты умираешь каждый день и лежишь в опрятном пронумерованном ящике и никогда не воскреснешь, никогда над тобой не поднимется крышка, потому что за время своей жизни ты умирал две тысячи раз. И каждый раз это был особенный человек, которого я не знал, не понимал и не желал понимать.

— Но ты же сам себя свел в могилу. Все свое прошлое ты просто похоронил.

— А на что мне тот, молодой Хичкок? Он был болваном, круглым болваном, откуда ни взгляни; привык к этому и пользовался этим. Папаша его был подонком, мать — из того же теста, и он только обрадовался, когда они умерли. Я не желаю возвращаться в те дни, не хочу видеть его рожу. Он был болваном.

— Все мы болваны, — ответил Клеменс, — всю нашу жизнь и каждый ее день. Мы думаем так: «Сегодня-то я умница, я выучил свой урок. Верно, вчера я был болваном; вчера, но не сегодня». А назавтра понимаем, что снова оказались в дураках. Наверное, есть только один способ жить в этом мире: принимать как должное, что все мы несовершенны, и поступать соответственно.

— А я не хочу понимать о своей глупости. Тому, молодому Хичкоку я не подал бы руки. Да и где он сейчас? Можешь ты мне его найти? Он умер, ну и черт с ним. Я не желаю думать ни о том, что я буду делать завтра, ни о том, сколько глупостей я наделал вчера.

— Ты ошибаешься.

— Ну и пусть. Позволь мне и дальше ошибаться. — Хичкок снова уставился в иллюминатор.

Весь экипаж смотрел на него.

— А метеор есть на самом деле? — вдруг спросил он.

— Конечно, есть, черт побери, и ты это прекрасно знаешь!

— Да, их видно на наших радарах — этакие блестки в черном космосе. Нет, лучше верить только в то, что под рукой. Иногда, — он окинул взглядом экипаж, — я не верю ни во что, кроме самого себя.

Он поднялся.

— Есть что-нибудь вне нашего корабля?

— Да.

— Я должен посмотреть. Прямо сейчас.

— Успокойся.

— Подожди, я скоро вернусь.

Хичкок быстро вошел. Космонавты перестали есть.

— Давно это с ним? — спросил один. — Я имею в виду Хичкока.

— Только сегодня началось.

— А по-моему, он все время какой-то странный.

— Пожалуй, да, но сегодня ему совсем худо.

— А что скажет психиатр?

— Такое бывает. Каждый когда-нибудь впервые становится с космосом лицом к лицу, со мной было бы то же самое. Сперва начинаешь философствовать, потом пугаешься, разглагольствуешь до хрипоты, начинаешь во всем сомневаться, даже в том, что Земля есть на самом деле, пьешь, похмеляешься и так далее.

— Но Хичкок не пьет, — заметил кто-то. — Уж лучше бы пил.

— Как же он прошел комиссию?

— А как мы все прошли ее? Им нужны люди, а ужасы космоса многих пугают. Вот так в космос попадают люди на грани срыва.

— Хичкок не из таких, — ответили ему. — Он, скорее, из тех, кто падает и не ушибается…

Они подождали минут пять — Хичкока все не было. Наконец Клеменс вышел и поднялся на верхнюю палубу. Хичкок стоял там, поглаживая стену.

— Это здесь.

— Да, здесь.

— Я испугался, что все это исчезло. — Хичкок пристально смотрел на Клеменса. — Ты живой?

— Да, и довольно давно.

— Нет, — возразил Хичкок. — Сейчас, со мною рядом, ты, конечно, жив, но минуту назад ты был ничем.

— Я был сам собой, — ответил --">