Олег Сергеевич Корабельников - Дом

сюда, вода стекала даже по печке, и цветы увядали раньше срока, птицы теряли перья, а зверьки съеживались и расплывались. Шли дожди, крыша дома, казалось, притягивала к себе всю волу, и, не растеряв ни капли, бережно пропускала сквозь потолок. Утром и вечером в комнатах стоял звон капели. Света уставала выносить кастрюли и тазы, раздражалась, а Сергей успокаивал ее.

— Не беда, — говорил он неизменно. — Зато какая музыка. Под нее хорошо думается и спится. День и ночь — весна.

— Ты несчастный оптимист, — отвечала Света. — Тебя все радует, даже горе. Займись-ка по-настоящему ремонтом.

— Вот дожди кончатся, и займусь. А ты купи домовому чтонибудь вкусное.

И Света покупала конфеты в шуршащих обертках, мороженое в хрустящих стаканчиках, пастилу и мармелад и все это складывала под печку. Ночью там кто-то шуршал и пищал, но они не заглядывали туда, не хотели разочаровываться и продолжали придумывать истории о строптивом домовом. Однажды Света купила халву, и наутро прекратились дожди, пришла жара, и комната быстро просыхала, наполняясь теплом и светом.

— Вот что он любит! — сказал Сергей. — Тут-то мы его и купим. Наверное, никто раньше не кормил его халвой.

И он начал перекрывать крышу. Опыт у него был со времени работы в стройотряде, материал достал через тестя и, не требуя ни у кого помощи, один пилил, строгал, забивал гвозди. Шифер проваливался в прогнившие, наполненные личинками и коричневой пылью стропила; пришлось заменять их, но потолок не выдерживал тяжести новых балок, прогибался еще больше, пока не треснула матица и неровные концы ее не провисли над полом, обнажив слом извести, по слоям которой можно было исчислять время, как по годовым кольцам.

В этот день они впервые поссорились. Света обвинила его в неумении делать простые вещи, в лени и растяпстве, он тоже не остался в долгу и наговорил кучу глупостей. Она расплакалась, сказала, что жалеет о своем замужестве, что он обманул ее, прикинулся добрым и хорошим, а на самом деле совсем не любит ее и только непонятно, для чего он увел ее из родительского дома, где ее так любили и никогда не оскорбляли.

Они легли спать по разным углам, и впервые никто не шумел ночью, дом спокойно и терпеливо ждал, чем все это кончится.

Кончилось, конечно, перемирием и поцелуями, и на следующую же ночь кирпич провалился в трубу, заклинил ее где-то посредине, и они спасались от тяжелого угарного дыма в сенях.

— Давай уедем отсюда, — заплакала Света. — Этот дом просто выживает нас.

— Еще неизвестно кто кого, — сказал Сергей, — а ты купи побольше халвы.

Халва не помогла. На другую ночь под порывом внезапного ветра распахнулась дверь, петли не выдержали, и дверь с грохотом рухнула на крыльцо. Ветер пронесся по комнате, сорвал одеяло с постели, разбил окно и вырвался наружу.

Сергей долго успокаивал Свету, пытался развеселить ее, шурудя кочергой под печкой, словно изгонял оттуда домового, рассказывал веселые истории из студенческой жизни и при свете фонарика строил смешные гримасы. Света даже не слушала его и утром, уходя на работу, сказала, что будет жить у родителей до тех пор, пока Сергей не приведет дом в порядок или не найдет другую квартиру.

Сергей, разозлившись, пошел в наступление. Он составил план реконструкции дома, но по нему выходило, что легче было бы построить новый дом, чем отремонтировать старый. Пораздумав, Сергей решил ограничиться самым необходимым. Дом так и так подлежал сносу, жить в нем всю жизнь Сергей не собирался, а расходы на ремонт даже при предварительном подсчете превышали мыслимые цифры. Начал он с трубы. Оседлав конек крыши, ломиком разломал старую трубу, сбросил вниз красные на изломе кирпичи и возвел новую. Потом принялся за потолок. Выгреб старый шлак, добрался до потолочного перекрытия и, выломав гнилые хрупкие доски, обнажил комнаты. Теперь отступать было некуда. Дом был открыт для дождей, и Сергей, рассчитав, что стоит сухая погода, думал успеть сделать необходимую работу за два дня.

Он расстелил спальный мешок поближе к печке, долго лежал, глядя в чистое небо, курил и не заметил, как заснул.

Во сне он лежал на прежнем месте, но комната стала иной, непохожей на прежнюю. Беленые стены взбугрились лампами, индикаторами, гудящими приборами, назначения которых он не знал. Позванивало, постукивало, поскрипывало и пело. С никелированных балок свешивались провода, концы их, казалось, --">