Алексей Николаевич Толстой - Аэлита. Повесть

делового человека, лежал табак, одним движением большого пальца набил трубку, закурил и вытянул ноги.

Шумели старые липы в сквере. Воздух был влажен и тёпел. На куче песку, один во всём сквере, видимо уже давно, - сидел маленький мальчик в грязной рубашке - горошком, и без штанов. Ветер поднимал, время от времени, его светлые и мягкие волосы. В руке он держал конец верёвочки, к другому концу верёвочки была привязана за ногу старая, взлохмаченная ворона. Она сидела недовольная и сердитая, и, так же, как и мальчик, глядела на Скайльса.

Вдруг, - это было на мгновение, - будто облачко скользнуло по его сознанию, стало странно, закружилась голова: не во сне ли он всё это видит?… Мальчик, ворона, пустые дома, пустынные улицы, странные взгляды прохожих и приколоченное гвоздиками объявление, - кто-то зовёт лететь из этого города в звёздную пустыню.

Скайльс глубоко затянулся крепким табаком. Усмехнулся. Развернул план Петербурга, и, водя по нему концом трубки, отыскал Ждановскую набережную.

В МАСТЕРСКОЙ ЛОСЯ

Скайльс вошёл на плохо мощёный двор, заваленный ржавым железом и боченкам от цемента. Чахлая трава расла на грудах мусора, между спутанными клубками проволок, поломанными частями станков. В глубине двора отсвечивали закатом пыльные окна высокого сарая. Небольшая дверца в нём была приотворена, на пороге сидел на корточках рабочий и размешивал в ведёрке кирпично-красный сурик. На вопрос Скайльса - здесь ли можно видеть инженера Лося, рабочий кивнул во внутрь сарая. Скайльс вошёл.

Сарай едва был освещён, - над столом, заваленном чертежами и книгами, горела электрическая лампочка в жестяном конусе. В глубине сарая возвышались до потолка леса. Здесь же пылал горн, раздуваемый рабочим. Сквозь балки лесов поблёскивала металлическая, с частой клёпкой, поверхность сферического тела. Сквозь раскрытые половинки ворот были видны багровые полосы заката и клубы туч, поднявшихся с моря.

Рабочий, раздувавший горн, проговорил вполголоса:

- К вам, Мстислав Сергеевич.

Из-за лесов появился среднего роста, крепко сложённый человек. Густые, шапкой, волосы его были снежно-белые. Лицо - молодое, бритое, с красивым, большим ртом, с пристальными, светлыми, казалось, летящими впереди лица немигающими глазами. Он был в холщевой, грязной, раскрытой на груди, рубахе, в заплатанных штанах, перетянутых верёвкой. В руке он держал запачканный, порванный чертёж. Подходя - он попытался застегнуть на груди рубашку, на несуществующую пуговицу.

- Вы по объявлению? Хотите лететь? - спросил он глуховатым голосом, и указал Скайльсу на стул под конусом лампочки, сел напротив у стола, швырнул чертёж и стал набивать трубку. Это и был инженер, М. С. Лось.

Опустив глаза, он раскуривал трубку, - спичка осветила снизу его крепкое лицо, две морщины у рта, - горькие складки, широкий вырез ноздрей, длинные, тёмные ресницы. Скайльс остался доволен осмотром. Он объяснил, что лететь не собирается, но что прочёл объявление на проспекте Красных Зорь и считает долгом познакомить своих читателей со столь чрезвычайным и сенсационным проектом междупланетного сообщения. Лось слушал, не отрывая от него немигающих, светлых глаз.

- Жалко, что вы не хотите со мной лететь, жалко, - он качнул головой, - люди шарахаются от меня, как от бешеного. Через четыре дня я покидаю землю, и до сих пор не могу найти спутника. - Он опять зажёг спичку, пустил клуб дыма. - Какие вам нужны данные?

- Наиболее выпуклые черты вашей биографии.

- Это никому не нужно, - сказал Лось, - ничего замечательного. Учился на медные деньги, с двенадцати лет сам их зарабатываю. Молодость, годы учения, нищета, работа, служба, за тридцать пять лет - ни одной черты, любопытной для ваших читателей, ничего замечательного, кроме… - Лось вытянул нижнюю губу, вдруг насупился, резко обозначились морщины у рта. - Ну, так - вот… Над этой машиной, - он ткнул трубкой в сторону лесов, - работаю давно. Постройку начал год тому назад. Всё?

- Во сколько, приблизительно, месяцев вы думаете покрыть расстояние между землёй и Марсом? - спросил Скайльс, глядя на кончик карандаша.

- В девять, или десять часов, я думаю, не больше.

Скайльс сказал на это, - ага, - затем покраснел, зашевелились желваки у него на скулах: - я бы очень был вам признателен, - проговорил он с вкрадчивой вежливостью, - если бы у вас было доверие ко мне и серьёзное отношение к нашему интервью.

Лось положил локти на стол, --">