Роза Сергазиева - 2012. Точка возврата

состоится, то вы…, то вы… — заволновался Андрей, не решаясь раскрыть секрет, хранимый троицей.

— Мы договорились, — пришла на помощь мужу Лена, — что будем молчать о том, как вы распорядились жизнью в предыдущей реальности. Но в сложившихся обстоятельствах я обязана…

— Нет, — жестко остановил ее физик. — Ничего не рассказывайте. Я буду проживать любую, данную мне жизнь так, как предназначено. Трудности человеку выпадают не зря. Он либо справляется с ними, либо сдается. И каждый раз выбирает сам.

В пенале остался один невостребованный шприц.

Ночь тянулась бесконечно.

Очень похожая на ту, что он однажды уже пережил (и память о которой хранил старый дневник).

Сплошное дежавю.

За окном метался ветер, выискивая на черном асфальте забытые клочки пакетов и газет, чтобы пошвырять их в перебегающих дорогу прохожих или в уснувшие автомобили. Ветер искал того, кто мог бы разбавить его одинокую компанию. Снег подошел бы лучше всех. Вместе они разукрасили бы целый город. Но туча пока снег на волю не отпускала. Копила силы для надвигающегося шквала. Тогда ветер кинулся к окну, так же одиноко освещенному на фасаде дома, побарабанил в стекло. По ту сторону сидел мужчина и, поворачивая в руках прозрачный цилиндр, рассматривал его содержимое. На призыв человек не откликнулся. Он был слишком погружен в собственные мысли.

Егор в который раз встряхнул пластмассовый шприц. Лена — гений. Теперь не надо выдумывать для себя цепочку подсказок, ехать на дачу и прятать в сундучок дневник (кстати, старый окончательно рассыпался, его пришлось выбросить, а новый Лукошкин и не заводил). Лекарство гарантирует быструю адаптацию. Конечно, побочный эффект неизбежен, предупредила Карева: останутся лишь воспоминания о нынешней жизни. Начиная с начала, на самом деле мы продолжим движение дальше. Невероятное состояние, доступное лишь нескольким людям на планете.

Но… По правде говоря, Егор охотнее бы вычеркнул из памяти нынешний период, чем предпредыдущие события. Повезло Лене и Андрею, когда они встретятся в новой жизни, над ними не будет довлеть груз совершенных ошибок и нанесенных друг другу обид. А Егор, смотря на Лилю, вспомнит только то, как он ее потерял. Исчезнет первородная чистота чувств, искренность. Он даже не уверен, сможет ли поцеловать девушку в начале Ленинского проспекта, зная, что в ушах начнет плескаться ее крик: "Ты — смешон!".

Борисенко отказался тащить за собой воспоминания, предпочитает жить, как все, в рамках реальности, без "дополнительных бонусов". Старика не пугают трудности, их преодоление он считает частью человеческой сущности. И в этом с ученым трудно не согласиться.

Лукошкин неожиданно осознал, что у них с физиком есть нечто общее. В досчитывающем последние часы витке Альфа-петли они оба сумели переделать жизнь. Только один действовал осознанно (Егор погнался за лучшим счастьем), другой интуитивно (ученый преодолел падение в бездну небытия). Ученый нашел точку опоры в том, что случайно приобрел — маленькая Ксюша завладела сердцем деда, а Лукошкин, наоборот, разрушил то, что изначально являлось его точкой опоры — отказался от Лили.

Егор обошел стол и заглянул в окно: на улице кружились белые звездочки. Ветер дождался союзника по зимним играм. И приветственно швырнул в стекло снежной крупой. Но человек не собирался отвечать, он продолжал спорить сам с собой.

А вдруг, Борисенко прав и в другом? Если Земля и впрямь на этот раз преодолеет Точку возврата? Шанс один на миллион, но он — реален! И значит, вколов сыворотку, Егор навсегда утратит воспоминание о далеком счастье, которое еще согревает в снах его одинокую душу, и останутся лишь горькие, безысходные сожаления об утраченном. Сможет ли он тогда вообще жить?

Егор поднес шприц к глазам, снял колпачок с иголки, решительно нажал на поршень. Струя бесцветной (бесценной?) сыворотки веселым фонтанчиком взметнулась вверх.

Лукошкин сделал свой выбор.

И — будь что будет!

Эпилог.

День предстоял долгий?…

--">