Андрей Геннадьевич Поляков - Стеклянный Шар

цветков пиона, так хорошо знакомый студенту.

Холодным ветром потянуло из коридора. Волосы на голове у Цяо зашевелились от звука знакомых лёгких шагов. Шаги остановились у входа в комнату. «Цзи-цзи», — услышал студент. «Цзи-цзи», — будто кто-то скребётся в дверь, не решаясь войти. Цяо хотел закричать, но во рту мгновенно пересохло. Сердце оборвалось куда-то вниз, и, когда ледяные руки обняли студента сзади, он был уже мёртв.

* * *

Ван Гун проиграл в кости больше семидесяти дяо. Пытаясь собрать необходимую сумму, он продал всё, что мог, из имущества, но нескольких дяо всё равно не хватало. Зная характер Ван Гуна, никто из друзей не рисковал давать ему в долг. Прикидывая, где бы раздобыть денег, Ван вспомнил о Цяо.

Придя в Минчжоу, он стал расспрашивать о студенте и не без труда нашёл его дом. На стук в окно никто не откликнулся. Ван Гун стал звать Цяо, решив, что тот где-нибудь неподалёку. Старик-сосед вышел на шум и поинтересовался, что нужно Ван Гуну.

— Понятия не имею о том, куда мог деться господин Цяо, — сказал старик. — Позапрошлым вечером он вышел из дому и с тех пор не возвращался. Я уже начинаю беспокоиться, не случилось ли с ним чего-нибудь?

Крайне озадаченный, Ван Гун предложил войти в жилище студента. Сосед стал было отнекиваться, однако Ван говорил столь убедительно, что старика самого разобрало любопытство.

Ворота были незаперты, дом пуст, очаг давно остыл. Ван Гун со стариком собрались уходить, как вдруг на постели Цяо заметили узелок, перепачканный жёлтой глиной.

Внутри находилась деревянная кукла-студент, раскрашенная так искусно, что казалась живым Цяо. Кукла по величине не превышала тех, которыми играют дети, хотя из-за странного выражения лица вряд ли могла быть детской игрушкой. Нелепую смесь ужаса и удовлетворения придал лицу мастер — веки полуприкрыты, глаза закатились, рот расплылся в гримасе, похожей на довольную улыбку и судорогу одновременно.

Руки студент держал на уровне груди, словно сжимая некий предмет округлой формы. Приглядевшись внимательней, можно было различить какое-то поблёскивание.

Вздрогнув, Ван Гун выпустил куклу. Та с глухим стуком ударилась о пол. Послышался слабый звон, какой бывает, когда разбивается стеклянный пузырёк.

Старик бросился прочь, Ван Гун — за ним. Ночь он провёл у старика-соседа. Оба не сомкнули глаз: из дома студента до них доносились голоса, смех, невнятные причитания.

Наутро Ван Гун поспешил к себе, а старик отправился на гору Сыминшань, в обитель даоса Чжан Чжуна, имевшего обыкновение ходить в железной шапке.

Выслушав старика, Чжан Чжун подарил ему мухобойку, исписанную заклинаниями, которую велел прибить у входа в дом студента.

Старик так и сделал. Ночные голоса больше его не тревожили.

Отдал ли Ван Гун свой долг — неизвестно. Говорят, ему опротивела мирская жизнь, и он, сделавшись монахом-отшельником, удалился в горы. Правда, его страсть к обильным пиршествам не иссякла, но ведь учил же Лао-Цзы, что «мудрец заботится о желудке, а не о глазах: он берёт необходимое и отбрасывает лишнее». С этим трудно не согласиться.

--">