Борис Сидюк - На углу Милютенко и Курчатова, у газетного киоска

раскрученную серию "Зал славы зарубежной фантастики". С идеей репозиционировать серию и выпустить в ней отечественного автора мы и подкатили к Петру Хазину. Директор "Альтер-пресса" отнесся к идее благосклонно. В результате серия была переименована в "Зал славы всемирной фантастики". А Штерн получил иакопец-то первую большую толстую красивую книжку "Записки динозавра", где были собраны почти все его произведения. Правда, Украина уже была независимой и имела некоторые территориальные проблемы с Румынией, в результате которых из сборника был изъят рассказ "Остров Змеиный".

Потом был кризис книгоиздания. Отечественные авторы вообще не пользовались спросом. Многие тогда издавались под "буржуйскими" именами. Штерн зарабатывал на жизнь, литредакторствуя. "Борь, а чего б тебе не написать какой-нибудь забойный боевик, поставить на него имя типа Джон Каттнер-Шекли? Денег поимеешь..." - "Надо подумать..." Подумал. И появилась ранее не издававшаяся рукопись Сомерсета Моэма. "Борь, но это же не коммерция!" - "Да я понимаю. Но и ты пойми. Лучше дайте мне какой-нибудь поганый перевод, я его перепишу". Звонит, в сердцах: "Я не могу редактировать это говно! Я лучше сам напишу что-то нормальное!" Штерн редко когда выходил из себя, но повод всегда был сугубо литературный. В жизненных коллизиях он всегда был стоиком, даже фаталистом.

Штерн и творчество

Убедить Штерна написать чисто коммерческую вещь так и не получилось. Вернув в издательство так и не отредактированные чужие тексты, Штерн засел за большой труд. "Я пишу коммерческий роман, - гордо возвестил. - Там будет все, и мордобои, и детектив, и триллер, и секс". Звонит: "Какая сейчас самая последняя модель компьютера?" - "Пентиум", - отвечаю. "А следующая модель как будет называться?" - "Ну-у... - думаю. - Пентиум - пента - пять. Значит: шесть - секста Секстиум". - "Секстиум, секстиум... - пробует слово, раскатывает, сжимает, сворачивает в трубочку, бьет кувалдой, распрямляет, вставляет в рамочку, вешает на стену: - Годится. Секстиум, секс..." - кладет трубку. В процессе работы над "Эфиопом" Штерн перерывал кучу литературы, по каждому нюансу обзванивал всех друзей и знакомых. "Не выйдет у Бори коммерческий роман. Роман - классный - будет. Коммерческий не-а", - качали головами Лайк и Ли после очередной консультации по французскому языку.

"Эфиоп" - это коммерческий роман", - заявил Штерн.

Просто Штерн

О Штерне-человеке писать можно много. И все эпитеты будут только в превосходной форме. Помню, как в Тимишоаре на Евроконе в 1994 его назвали лучшим писателем-фантастом года в Европе (до него из Восточной Европы этого звания удостаивались только братья Стругацкие и Станислав Лем). Узнав об этом: "Да? Ну, хорошо", - спокойно так, но видно было, что очень доволен.

А еще Штерн был символом, талисманом Фэндома и Фантастики. Там где был Штерн, ничего плохого произойти просто не могло. Его любимая песня "А поезд тихо шел на Бердичев" на несколько лет была чуть ли не гимном конвентов. Он не умел красиво говорить с трибун, но как его прорывало, если в неформальных дискуссиях тема затрагивала какие-то струны в его душе. Как-то в середине 90-х на одной конвенции зашел разговор об украино-российских взаимоотношениях. "Я русский писатель, но я - украинский писатель. Украина независимая страна. Это свершилось, и все. Я - русский писатель, я живу на Украине. Да, я - украинский русский писатель. Все!" Вместе со Штерном ушла целая Литературная Эпоха. Эпоха, которая началась с "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова и закончилась "Эфиопом" Бориса Штерна.

--">