- Скажи, папа, почему, как только мама куда-нибудь уедет, ты всегда что-нибудь в квартире сделаешь по-своему?

Вот как! Значит, еще и мама! А впрочем, почему бы и нет? Мама обязана быть.

- Что же я сделал по-своему?

Она кивнула в сторону окна:

- А шторы? У нас таких не было.

- Ну, это я купил вчера… то есть сегодня. А знаешь что? Давай с тобой играть? Будем пить чай и играть.

- За столом?

- За столом. Будем не спеша пить чай и не спеша играть.

С этой девочкой было интересно говорить. Меня только смущало то обстоятельство, что она называла меня папой. И еще: я даже не знал ее имени. Спрашивать прямо мне было почему-то неудобно. Может быть, потому, что это расстроило бы игру. Какой же я папа, если не знаю, как зовут дочь.

- Мы будем играть с тобой в такую игру. Представим, что мы друг друга не знаем. Хорошо?

Она весело рассмеялась и пододвинула поближе к себе коробку конфет.

- Ну, тогда начали. Мы не знаем друг друга… Девочка, как тебя зовут?

- Оля.

- Чудесное имя.

- А как зовут вас?

- А меня зовут, - я набрал полную грудь воздуха и низким, насколько было возможно, голосом пробасил - Онуфрий Балалаевич.

Она даже подпрыгнула от восторга на стуле и засмеялась так, словно по комнате рассыпались серебряные колокольчики.

- Ой, папка! Смешной! А почему тебя все зовут Григорий Иванович? А иногда, - тут она прижала палец к губам, словно доверяла большую тайну, - а иногда - Григ.

Теперь подпрыгнул на стуле я. Но только не от восторга, а от неожиданности. Подпрыгнул да еще поперхнулся горячим чаем. А Оля, этот солнечный зайчик с огромным белым бантом на макушке, тихо повизгивала от распиравшего ее смеха.

Я прокашлялся, взял себя в руки и сказал:

- Мы же договорились играть. Значит, пока меня нельзя называть папой. А откуда ты знаешь, что меня зовут Григорием Ивановичем, или Григом?

- А откуда ты знаешь, что меня зовут Оля?

- Я этого не знаю.

- Так ведь то в игре. А вообще, откуда ты знаешь, что меня зовут Оля?

Я чуть было не брякнул, что я ее вообще не знаю, но вовремя спохватился.

- Видишь ли, папы обычно знают, как зовут их детей. Они сами выбирают им имена. Вот и я… А откуда ты знаешь мое имя?

- Я же слышу, - и она коснулась пальцем своего уха.

- Понятно, - сказал я, чувствуя, что все больше и больше запутываюсь. - А в каком классе ты учишься? И в какой школе?

- В первом классе «Б». В школе… в Первой школе.

- Это здесь, недалеко, за углом? На Зеленой улице?

- На Зеленой… Можно, я еще съем пирожное, папа?

- Конечно, Оленька. - Я, наверное, придумал хорошую игру. Но я был настолько растерян, что потерял способность задавать вопросы, в голове вертелось одно: откуда она взялась здесь?

Мы еще минут пятнадцать продолжали придуманную мною игру. Причем девочка показывала поразительную осведомленность во всем, что касалось меня. Я уже удивлялся все больше и больше и наконец понял, что игра ей надоела. Уж очень скучные и нелепые вопросы я задавал.

- Я вымою чашки, папочка, - сказала она.

И, не дожидаясь ответа, понесла посуду на кухню.

Я уселся в кресло и закурил. Через открытую дверь мне была видна фигурка девочки, ее загорелое лицо, на котором все время менялось выражение. Ее вздернутый носик выражал любопытство, черные быстрые глаза - нетерпение, плавные движения рук были грациозны и пластичны. Все в ней было противоречиво. Я подумал, что, наверное, невозможно предугадать, что она сделает в следующее мгновение. А белый огромный бант на макушке окончательно утвердил меня в мысли, что эта девочка - солнечный зайчик.

- Папа, - вдруг сказала она, - почему ты так смотришь на меня?

- Извини, Оленька. Я задумался.

- А почему ты куришь? Ты ведь раньше не курил.

- Ах да. Это я так. Просто… Случайно. - Наконец-то она сказала такое, что ко мне не относилось. Я курил давно и ни разу не бросал. Значит, она знает обо мне не все.

Девочка вприпрыжку выбежала из кухни, подскочила к радиоприемнику, включила его и, открыв дверцу тумбочки, начала рыться в пластинках.

- Папка, ты будешь танцевать со мной лагетту?

- Конечно буду, Оленька. Только тебе придется меня научить. Я никогда не танцевал лагетту.

- Ох и хитрый, папка! Ведь мы с тобой почти каждый день танцуем лагетту. Притворяешься?

- Давай договоримся, что я забыл этот танец. А ты меня будешь учить.