Алексей Андреевич Гравицкий - Сказка про избавителя

нелицеприятный разговор. Дамочка была мамашей одного балбеса подросткового возраста. Мамаша долго распалялась, кричала, брызжа слюной. Илья вспомнил последнюю ее реплику:

— Я найду на тебя управу, сектант вонючий, — грозно крикнула она, прежде чем за ней с грохотом захлопнулась дверь, да так, что со стены посыпалась штукатурка.

Илья улыбнулся. Надо же, сектантом назвали. Ну да, он вел беседы с милыми цветками жизни, еще не успевшими переродится в такие вот, как эта мамаша ягодки, но сектант?

Да еще вонючий? Нет, у него сейчас здесь другая цель, другая миссия.

И никаких сект он в этот раз здесь не устраивал, хотя мог бы, но работа прежде всего. Илья хмыкнул. Надо же так все переиначить. А еще его богомерзким ублюдком назвали. А что скрывать, было. Но если он богомерзкий, тогда… Впрочем это не он, а здешние обитатели переиначили идеи Божьи.

Поезд остановился, механический голос сообщил название станции. Илья вскочил и выбежал из вагона.

Кирилл шел по улице.

Моросящий дождь дополнял его настроение. Это настроение не отставало от него вот уже пятнадцать лет, ровно столько, сколько он принимал на себя чужие беды. Прохожие шарахались от него, перебегали на другую сторону улицы. Еще бы, ведь он разговаривал сам с собой.

— Слушай, — заворочалось что-то внутри него.

— Опять?

— Снова. Оставь это, а то тебе же будет хуже. Зачем ты отнял у этой девочки ее страдания?

— Она не могла больше жить с ними, еще чуть и она покончила бы с собой.

— А тебе что с того? Она не хотела расставаться со своею болью. Ты нарушил правило, ты отнял, отнял против желания.

— Я знаю. Но теперь она будет жить, будет жить счастливо, а про то, что у нее была боль она и не вспомнит.

— Ну знаешь, ты хочешь прыгнуть выше головы. Это не в твоей власти. Перестань, или я прекращу это механически!

— Ты не посмеешь еще раз, — голос Кирилла дрогнул.

— Ха-ха, три раза. Я уже слышал это от тебя. Вот увидишь, я сделаю это, если ты не откажешься от своих бредовых идей.

— Но я не откажусь. Они не должны мучаться. А я могу избавить их от мучений.

— Они будут мучаться так и столько, сколько им положено. Я так сказал и так будет.

— Нет, так не будет. Пока это в моих силах, я буду исправлять твои ошибки.

— Я предупредил тебя. У тебя есть время до завтрашнего утра. Думай. Если не отречешься, то придется произвести физическое вмешательство.

Илья вбежал в просторный зал, подлетел к кассе, протянул деньги:

— Студенческий, пожалуйста.

Бабулька-кассирша высунулась из своего окошечка, как рак из раковины, недоверчиво посмотрела на здоровенного Илью, с еще большим недоверием воззрилась а его огромную черную бороду.

— Документы, — в ее голосе звучало сомнение.

Илья вытащил из кармана потертый студбилет, сунул его в окошечко. Кассирша внимательно посмотрела на фотографию, на Илью, изучила печати, росписи. Так уж устроены люди, что привыкли верить бумажке, а не своим глазам. Бабулька протянула билетик, студбилет и сдачу.

— Благодарю, — улыбнулся Илья.

Он отлетел от кассы, будто его ударило током, в три прыжка перемахнул мраморную лестницу, сунул старенькому смотрителю билетик и побежал в направлении, которое указывала табличка с надписью: «НАЧАЛО ОСМОТРА».

Кирилл скинул халат и опустился на кровать. Рядом лежала жена, та женщина, которой казалось, что понимает его боль. Наивная.

— Кир.

— У?

— Повернись, когда я с тобой разговариваю. Я не могу говорить со спиной.

Он повернулся:

— Чего?

— Кир, мне страшно. Зачем тебе это нужно?

— Это нужно не мне, это нужно людям.

— Черт тебя задери! — взорвалась жена. — Твои люди приходят и уходят, они забывают тебя. Ты даже благодарности от них не слышишь.

— Мне не нужна благодарность.

— Кир, миленький, но они уходят от тебя счастливыми, а ты… Я одна вижу, как ты тускнеешь день ото дня. Кто тебе сказал, что ты должен принять на себя все беды людские? Кто сказал, что ты должен переживать за них их боль?

— Никто. Наоборот, все говорят, что я этого делать не должен.

— Тогда зачем ты это делаешь?

— Так надо. Я знаю, что кроме меня этого никто не сделает.

— Ты… ты… ты, как Христос, который искупает грехи всего мира.

— Или, как Будда, что ощутил связь с каждой молекулой этого мира. А может я и есть Будда, Христос и многие другие?

— Все шутишь? И шутки у тебя такие же…

А ты между прочим за последние лет десять --">