Виктор Дмитриевич Колупаев - Качели Отшельника

Перебирая личные дела, я узнал, что Ролан Евстафьев умер в тот день, когда я потерял память. Потерял память?!

И тут я понял. Я никогда не терял памяти. Меня просто не было. Я возник… стал существовать в тот день, когда он умер.

Кто я? Киборг? Киборг, у которого вырезан аппендикс и который часто страдает насморком? Нет.

Его сознание, его «Я» вписали в мое тело? Нет.

Он создал меня и умер. Тут, конечно, ни при чем ни мое тело, ни даже клеточки головного мозга. Он создал меня в каком-то более сложном, более совершенном смысле этого слова. Он создал мой образ мышления, мой интеллект. И я должен быть таким, каким он хотел видеть меня.

А тот мальчишка? Ведь он уже все продумал в свои десять лет, потому он так странно и говорил со мной. Он уже знал, что я – это то, что он создаст в будущем, когда поймет, что уже ничего не успеет сделать сам.

Меня не должно было быть. Я не был предусмотрен штатным расписанием природы. Он создал меня.

У меня не было детства. Он подарил мне кусочек своего детства.

В соседней комнате зазвонил телефон. Елена Дмитриевна взяла трубку.

Я никогда серьезно не любил женщину. Он подарил мне ее.

Теперь я знаю. Я всегда любил ее. Я скрывал это от себя. Я обманывал и себя и ее.

Он, десятилетний мальчишка, сделал для меня все, ничего не попросив взамен… Лишь одна порция мороженого. Он только раз захотел встретиться со мной, чтобы проверить, правильно ли он поступит однажды, когда-то в будущем.

Я слышу, как Лена встала со стула и идет к дверям моей лаборатории легкой, красивой походкой.

Ей тридцать семь лет. Она жена Ролана Евстафьева, которому я обязан всем.

Сейчас она откроет дверь, и я все спрошу. Я спрошу ее, кто я.

И она мне все расскажет.

Дверь открывается.

Сейчас я все узнаю.

Оборотная сторона

1

– С ума можно сойти от этой тишины, – сказал Эго. Он был самым молодым из экипажа «Клеопатры». Поджарый, высокий, с черной шапкой густых вьющихся волос на голове. Вцепившись руками в подлокотники, он сидел с таким видом, словно в следующее мгновение что-то должно было с силой вырвать его из кресла и бросить в пустоту, прочь от надежных стен корабля.

– С ума можно сойти… – тихо повторил он.

Стис потянулся к пульту, чтобы включить какую-нибудь музыку, но Ройд коротким движением руки остановил его.

– Не надо. Ему сейчас нужна музыка человеческих слов, музыка человеческих мыслей.

Ройд был стариком, и все негласно признавали его старшим, хотя на корабле не положено было иметь командира. Стис молча кивнул и снова откинулся в кресле.

– У меня в голове только одна мысль, – сказал Бимон, четвертый член экипажа. – Они уже добрались сюда. Первую часть программы мы, пожалуй выполнили? – И он вопросительно посмотрел на Ройда.

– Спроси у Это…

– Я это чувствую, – сказал Эго, стряхнув с себя оцепенение. – Все время ощущение чего-то липкого, мерзкого, злобного, враждебного. Видеть бы, слышать, осязать, чтобы можно было стрелять из бластера, думать, искать выход из тупика. Но ведь это неизвестно что. Как бороться неизвестно с чем?

– Значит, по-твоему, они здесь? – спросил Ройд и вздрогнул, встретившись взглядом с глазами Эго. Глаза говорили, что, будь Эго здесь один, он бы знал, что ему делать. Не раз за свою долгую жизнь встречал Ройд такой взгляд, и ему вдруг сделалось тоже страшно. Но он умел владеть своими чувствами. Эго отвернулся. – Скажи ты, Стис…

Стис нервно рассмеялся:

– Ха-ха-ха! Да они не только здесь. Они везде. Может быть, они уже на Земле. Отыскали ее. И сейчас там все спешно учатся делать харакири. Ха-ха-ха!

– И дети тоже? – тихо спросил Ройд.

– Н-нет, н-нет. – Стис сжал щеки ладонями. – Простите. Дети не должны. Дети уже не должны с этим встретиться Простите меня. – Он помолчал и сказал спокойнее: – Но здесь они уже есть. А разве вы это не чувствуете? Только я один?

– Они здесь. Об этом не стоит говорить, – сказал Бимон. – Когда мы вылетели с Земли, уже было ясно, что они будут здесь. Это подтвердилось, и все.

– Зачем ты спрашиваешь, Ройд? – запальчиво крикнул Эго. – Все знают это. Разве ты сам не чувствуешь?