Максим Андреевич Далин - Семя скошенных трав

были. Попадались мулаты и настоящие негры, а ещё какие-то тропического вида ребята — то ли мексиканцы, то ли арабы. И при этом я вообще не видел групп, которых связывала бы национальность или хоть биологический вид.

А ещё в посёлке был памятник. Он стоял на высоком обрыве, под которым шумел океан.

Я ходил туда каждый день. Он меня притягивал, очень странный памятник, странный во всех смыслах.

Это была двойная стела из обгоревшей звездолётной брони. Одну её сторону, цвета закопчённой меди, обнимала ослепительно голубая просвеченная волна из удивительно нежного и прозрачного стекла. Вторую, из свинцово-серого металла брони земного звездолёта, обвивал и рвался ввысь язык яростного солнечного пламени, сияющий стеклянный протуберанец. Они зеркально повторяли друг друга, эти куски искорёженного металла — но повторяли не точно. С одной стороны из рваного металла выступали шлем и плечо шедийского скафандра, с другой — скафандра человека. Из оплывших потёков вырастали тянущиеся руки: с одной стороны ладони шедми, с перепонками, с другой — человеческие ладони. Со стороны Шеда капли металла скручивались в узловатые жгуты, свисающие, как аксельбанты, со стороны Земли — складывались в буквы «Памяти погибших за мир родичей из разных миров».

И на выступающие пальцы металлических рук здешние дети вешали шнурочки, продетые в гальку с дырками. Моя бабушка называла такие камешки «куриный бог» — я не знал, люди или шедми это первые придумали, но от вида этих камешков у меня щемило сердце.

Я приходил к этому памятнику и подолгу стоял рядом, слушая, как ветер стучит камешками о металл стелы. Я пытался хоть как-то примирить себя с собой — и думал, хватит ли Земле этой сотни лет…

Дополнительные материалы

--">