Марат Александрович Чернов - Криошок

на мне средство, которое хотел испытать на всех нас. Наверно, это странно прозвучит, и вы решите, что я окончательно двинулся рассудком, но я больше не испытываю холода. Это приятный, согревающий, возбуждающий жар во всём теле. Я не замёрзну, в моей крови – антифриз! – он с издёвкой оскалился, заметив удивление на лицах Эдуарда и Светы. – Я без проблем доберусь до большой земли… и буду убивать. Я переплыву океан, войду в Книгу рекордов Гиннесса, смогу убить много, ужасно много людей, и стану величайшим киллером в истории, забавно, не правда ли?

– Да, конечно, – ответил Макарченко. – Тебе ведь мало смертей своей любимой жены и дочки.

Неожиданно Шумилов нахмурился и прошипел:

– Попрошу не шутить на эту тему! Я любил их обоих… и до сих пор люблю. Просто жизнь вносит свои коррективы. Это дар, и он мне был дан неспроста.

Быстрым движением он выудил из-за пазухи смятую тетрадь.

– Немного внимания, господа! Вот дневник доктора Шахицкого, немного проливающий свет на то, что тут произошло. Я прихватил его с собой незаметно для Фридмана из лаборатории, чтоб скучно не было в пути. Особо нервных попрошу очистить зал! – Шумилов перелистал несколько страниц. – Я точно не знаю, но, похоже, он работал над исследованием новой и страшной напасти. Он пишет, что это – древнейшая болезнь снегов, ужасающая тайна, проклятье сэра Франклина, и дальше много всевозможной бредятины. Опасность, как он считает, грозит всему человечеству, если болезнь достигнет материка. Так что делайте выводы, ребята!

Света вздрогнула, невольно сместив прицел карабина, когда увидела, как за спиной Шумилова из-за ближайшего тороса выскользнула громоздкая снежно-белая тень, почти сливавшаяся с окружающим пространством. То же самое заметил и Макарченко, буквально остолбенев и потеряв дар речи. Только Шумилов, похоже, не слышал и не замечал ничего, упиваясь своей безумной идеей и приходя в восторг при виде изумлённых мин на лицах лётчика и спортсменки, которые ему казались очень забавными.

Поэтому он продолжил не без доли стёба:

– Вижу, вы онемели от холода. Так что предлагаю разойтись, как друзья. Возвращайтесь на станцию, а я направлюсь стопами Нансена прочь из этой «страны ледяного ужаса», дабы поскорее забыть всё, что случилось, как кошмарный сон.

Макарченко поднял руку, указав на устрашающую тень, медленно и совсем бесшумно подкрадывающуюся к Шумилову. Гигантский белый медведь был явно голоден, но инстинкты хищника заставили его проявить все свои природные охотничьи навыки, чтобы жертва не заметила его как можно дольше. Двое людей, стоявших в отдалении, его совершенно не интересовали и не пугали – голод был сильнее, ведь последняя охота на жирного тюленя сорвалась, а ещё один подобный промах, причём в разгаре таяния полярных льдов, вполне возможно, означал бы для зверя голодную смерть.

Лишь когда между ним и Шумиловым оставалось не более нескольких метров, медведь угрожающе проревел, оскалив пасть, и бросился на человека, не успевшего даже понять, что происходит. В одно мгновение медведь подмял его под себя и начал терзать, раздирая плоть на части. Душераздирающие вопли Шумилова, казалось, не испугали, а только взбесили дикого зверя, и, вцепившись в его горло огромными клыками, он встряхнул его несколько раз, как тряпичную куклу, пока тот не затих.

Света прицелилась из дробовика, но Макарченко, угадав её намерение, перехватил дуло «Сайги», отведя его в сторону.

– Он наказан, – коротко сказал Эдуард. – Нам надо уходить.

Они вернулись к снегоходу, и решили возвращаться на станцию, не дожидаясь, пока белый медведь пойдёт по их следам. Остановившись возле тела Фридмана, Макарченко выдернул из его груди «ось земли», передав Чирковской.

– Мы воткнём этот флаг на полюсе, – пояснил он. – Для него. Ведь он был, в сущности, неплохим человеком.

Она кивнула и улыбнулась сквозь слёзы. Внезапно ей захотелось жарко обнять Эдуарда и, как ни странно, ему захотелось сделать то же самое. Их губы слились в поцелуе, ненадолго одарив их тела таинственным и приятным теплом. Однако физический холод был всё ещё ощутим и, как ни парадоксально, они сочли это за хороший признак.

На полпути до дрейфующей станции они увидели в небе вертолёт, направлявшийся к ним. Постоянная мысль о холоде отступила, потому что их сердца согрела надежда.

--">