Юрий Александрович Никитин - Мегамир

вздувается от мускулов, широкие ладони мирно лежат на коленях, но, когда Енисеев представил, какого размера будут кулаки, когда этот атлет сожмет пальцы, по спине пробежали мурашки.

Наконец Морозов сказал что-то вроде «слушаюсь», опустил трубку с таким усилием, словно разрубленную вдоль оси непомерно тяжелую гантель. Его лицо разом пожелтело, глаза втянулись под укрытие по-неандертальски толстых надбровных дуг. Под пещерами глаз повисли многоярусные карнизы. Голос его прозвучал искаженно, с помехами, словно шел с другого конца Галактики:

– Контрольные сроки прошли… Испытатель не вернулся.

Старый могучий дуб, он привык выстаивать под бурями, грозами, выдерживал удары молний, под защитой ветвей вырастил молодняк, но, как ясно видел Енисеев, силы уже не те, а молнии бьют и бьют! Как всегда, по самому высокому дереву.

Атлет, изображавший фараона на троне, шевельнулся с таким видимым усилием, что Енисеев почти услышал скрип тугой мускулатуры. Прозвучал хрипловато-мужественный голос, сильный, как зов боевой трубы перед рыцарским турниром:

– Аверьян Аверьянович… Если этот… ну, коллега… готов, нам бы поспешить! Вдруг Сашка где-нибудь лежит, истекая кровью?

Енисеев стиснул ладони, нервно переплетя длинные тонкие пальцы. Это он-то коллега этому кинг-конгу! Со стороны казалось, что он зажал в руках выловленную в подземных пещерах большую сороконожку. Летом как-то не до модного загара, работы невпроворот, остался болезненно-белым, с той синевой, какую отыщешь разве что у забитых скороспелых кур в отсталых хозяйствах. Рядом с выкованными из темной меди Морозовым и этим незнакомцем, который «коллега», вообще не по себе. По ним стукни молотком – пойдет медный звон, как в Новгороде перед вечем. По какому месту ни стукни. Особенно, наверное, хороший чистый звон, если грохнуть кувалдой в лоб.

– Я… – сказал Енисеев торопливо, – я готов. Если надо для спасения… человека… Словом, располагайте… да-да, я к вашим услугам.

Чуть было не сказал «услугам-с», сам себя возненавидел за такую почтительность, лакейство, но ничего не мог поделать: хоть и презирает этих существ из одних мускулов, но почему-то трусит.

Морозов с сомнением побарабанил толстыми твердыми пальцами каратеки по бумагам. Сбоку последняя модель «Эльбруса-4», накрученная и навороченная, с расширениями и прибамбасами, однако Морозов, как уже понял Енисеев, больше доверял простой белой бумаге из целлюлозы.

Енисеев скосил глаза и увидел собственную фамилию. Судя по распечатанному вороху справок, о нем собрали данные, начиная с внутриутробного поведения, проверили и перепроверили здоровье, допуски, ай-кью, научные работы, пребывание за границей, награждения и поощрения, переписку с иностранными гражданами, уживаемость в коллективах и всякие там связи и связики…

– Рискнем, – решил наконец Морозов, словно убеждая самого себя. – Вы знаток в нужной области, чего не скажешь о наших дуболомах. С вами пойдет один из наших. Опыта ему не занимать, бывал на коне, бывал и под конем…

Атлет привстал, коротко наклонил стриженую голову. Это были одни каменные мышцы, развитые греблей, теннисом, плаванием, боксом, штангой, карате, джиу-джитсу и бог знает чем еще, нелепым в мире компьютеров и автоматов Калашникова.

– Дмитрий Анатольевич Алексеевский, – отрекомендовался он сильным, звучным голосом, и Енисеев тут же почему-то представил, как этот Алексеевский прыгает с военного самолета, стреляет прямо в полете, кого-то давит, душит, разбрасывает гранаты… – В нашем случае – Дмитрий. А вы – Енисеев? Хорошо.

Морозов вырос над столом, не меняя выражения лица, словно его подняло домкратом. Он выглядел потяжелее Алексеевского, но под наросшим за годы администрирования слоем жирка и дурного мяса Енисеев видел все те же каменные мышцы, развитые боксом, штангой…

Его передернуло, противно, чем больше мышц – тем ума меньше. И вообще придется оправдываться, если кто-то из знакомых увидит его с таким рядом.

– Товарищ Морозов, – сказал он, – только одно условие.

Морозов поморщился, тяжелые брови сдвинулись с такой грозной мощью, что Енисеев ожидал удар грома, словно при столкновении двух скал. Запавшие глаза свернули, как боевые лазеры.

– Что еще?

– Если дело касается моей области… – сказал Енисеев торопливо, – то я действую самостоятельно. Или я никуда не пойду.

– Ваш ректор обещал помощь, – напомнил --">